Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Вперед выступил Сарданапал. Он был взволнован, красен. Обаего уса шевелились, не останавливаясь ни на секунду.

– Мы впервые делаем это, – сурово началакадемик. – Впервые отправляем в мир лопухоидов девочку, котораяпроучилась у нас так долго. Отправляем, не зная, вернется ли она когда-нибудь.Но другого выхода нет. Закон Древнира не может быть нарушен. Маг может житьтолько среди магов, а лишившийся магии должен вернуться к обычным людям.Подобное должно существовать среди подобного, а равное среди равного. Этотзакон непреложен. Любое отступление от него гибельно.

Гробыня издала громкий судорожный звук – не то плач, не товсхлип, не то стон, не то крик.

Академик с беспокойством оглянулся на нее. Вся его наноснаясуровость мгновенно исчезла.

– Да пойми же, что не можем мы! Нельзя!.. – сказалон, точно оправдываясь. – Нельзя не потому, что я формалист, а Древнирвыживший из ума маг, написавший нелепые законы! Нельзя – потому, что этопротиворечит законам самого бытия. Да ты просто не выживешь здесь без магии!Могу лишь обещать, что лично сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе твоиспособности… А теперь прощай, хотя я лично надеюсь, что все же «до свидания»…

Академик отвернулся и сделал знак Поклепу.

– НЕЕ-ЕЕТ! НЕЕЕТ! Не надо! – вдруг страшнозавизжала Гробыня, бросаясь к Сарданапалу и пытаясь ухватиться за него руками.Выдержка изменила ей.

Сарданапал отшатнулся.

– Поклеп! – торопливо крикнул он. – Поклеп!

Завуч, давно нетерпеливо шевеливший кустистыми бровями иждавший своего часа, шагнул к Гробыне и громко произнес заклинаниепринудительной телепортации.

– Сгиниум визио мео! – прогремел на весь зал его голос.

Искры, посыпавшиеся из его перстня, окружили Гробыню плотнымкоконом. Спасаясь от ожога, она вынуждена была запахнуться в куртку и закрытьлицо. Несколько мгновений Склепова все еще стояла посреди зала, а потом яркополыхнувшая красная вспышка унесла ее прочь, в мир лопухоидов.

– Поклеп! Разве нельзя было сделать это как-нибудьиначе. Деликатнее, мягче? – укоризненно спросила Великая Зуби.

Завуч злобно пробуравил ее маленькими глазками.

– Мягче? Вот и занялась бы сама! Можно подумать, один язнаю заклинание. Вечно на меня сваливают всю самую мерзкую работу, а потомупрекают в недостатке человечности. Ненавижу это проклятое ханжество! Если ужпоставили меня расхлебывать грязь – я буду делать это как умею… Всем все ясно?

Он повернулся и вышел крупными шагами.

Зал Двух Стихий быстро пустел. Ученики и преподавателипоспешно расходились не глядя друг на друга, будто невольно стали соучастникамипреступления.

– Если я найду того негодяя, кто… который… сделал это сГробыней, я его убью… – хрипло произнес Готфрид Бульонский.

* * *

На другой день утром Таня встала пораньше и заглянула кВаньке. У нее была мысль – довольно неопределенная – посмотреть, как он спит икак он выглядит во сне. Однако Ванька нарушил ее планы. Он не спал. Онполусидел высоко на кровати, подложив под спину подушку.

– Привет! Я хочу тебе кое-что показать. Дай мне,пожалуйста, вон тот лист с тумбочки, а то не дотянуться, – попросилВанька, кивая на загипсованную руку.

– Запросто. Хап-цап! – сказала Таня, выпуская искру.

Лист бумаги – самый обычный лопухоидный лист в клеточку –прыгнул к ней в руки, и она передала его Ваньке.

– Блин, все время забываю про магию. Я же и саммог, – виновато произнес Валялкин.

– Ничего, бывает, – успокоила его Таня, знавшая,насколько ее милый маечник умеет быть рассеянным.

– Вот смотри… – сказал Ванька. – Мне тут ночами неспится: весь день лежишь как бревно и не устаешь. Вот и вчера я лежал и думалпро то нападение на Гробыню и про Лизкин сон. Ведь Гробыня – это и была самаяпервая жертва. Теперь-то ты Лизке веришь?

– Более или менее, – проговорила Таня, но,взглянув на лицо Ваньки, послушно добавила: – Хорошо, верю.

– И тогда я вспомнил про знак на куполе!

– Ага, я знала. В смысле, что кто-то пробиваеткупол, – кивнула Таня.

Ванька с обидой посмотрел на нее.

– ЗНАЛА? Почему ты мне не сказала?

– Ну, это была не моя тайна. Я случайно подслушаларазговор, который был совсем не для моих ушей, – произнесла Таня.

Ванька укоризненно покачал головой, а потом здоровой рукойразвернул тот самый лист.

– Представь, что лист – это защитный купол. Мы можемсделать его вогнутым, но здесь он плоский. Вот эти точки на листе – местапробоин на куполе.

– Ого, сколько их! А почему ты уверен, что они именнотут? – удивилась Таня.

– Мне показала Ягге. Она заглянула ко мне вчера ночью,когда я лежал со свечой. Вначале ругалась, а потом рассказала про купол. У нееотличная память, но самое забавное, что она сама не поняла, что означают этипробоины, а я понял…

– А что тут понимать? Кто-то хотел прорваться, –сказала Таня.

– Ничего подобного! – возразил Ванька. –Когда хотят прорваться – делают одну незаметную лазейку, а не долбят весь куполточно сотня перепивших дятлов. Тебе эти точки ничего не напоминают, посмотривнимательнее!

– Еще как напоминают. Твоя шариковая ручка мажет.Лопухоидная? Мне тоже Пипа вечно мажущие ручки подсовывала! – со знаниемдела проговорила Таня.

Ванька легонько стукнул ее гипсом по лбу.

– Ты что, не проснулась? Соедини их мысленно междусобой. По тем цифрам, которые возле точек. В такой последовательности онипоявлялись всю зиму. Ну же! Видишь буквы?

Малютка Гроттер послушно начала соединять буквы. Но так какона думала в основном о Ваньке, как он лежит ночью и не спит, бедный, то буквыу нее не очень-то соединялись. Уже на второй букве Ванька потерял терпение исунул ей другой лист, который вытащил из-под подушки.

– Ладно, смотри. Я это уже сделал за тебя. Последняяпробоина – это последняя буква. Читай! – велел он.

– «PERUNUS DE…» – прочитала Таня.

– Надпись еще не закончена. Должно быть: «PERUNUSDEUS». Значит, будут появляться новые пробоины, новые жертвы и новыебуквы! – сказал Ванька. – Теперь ты понимаешь, кто напал на Гробыню?!

– Перун! – с ужасом сказала Таня.