Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Сомнений не оставалось. Теперь она поняла, какоймогущественный враг был у Тибидохса. Как поняла и то, что они немедленно должнысообщить обо всем Сарданапалу.

Академик появился в магпункте спустя две минуты после того,как Ягге, которой тоже пришлось все рассказать, вызвала его особым заклинанием,звучавшим как ныльдвойус. Судя по таинственности звучания, слово былодревнескандинавское. Ягге сказала, что это экстренное заклинание, принятоемежду преподавателями в их кругу, и ученикам его лучше не произносить.

Ванька сообщил Сарданапалу все то же, что и Тане. Академикдолго и придирчиво проверял расположение точек на листе. Некоторые точки онслегка поправил, переместив их на несколько клеток вправо или влево. Но в целомэто ничего не изменило. Надпись «PERUNUS DE…» стала от этого только отчетливее.

Академик помрачнел. Он так ушел в свои мысли, что даже непоблагодарил Ваньку. Кажется, он вообще забыл, что в магпункте присутствуеткто-то еще. Таня слышала, как Сарданапал пробормотал:

– Неужели это Перун?.. Мы с Поклепом проглядели, лишьмальчишка догадался. Правда, у меня мелькала мысль, что только его молот может…Но он всегда жил с нами в мире… Похоже, мне все же придется… Но нет, нет!

Очнувшись, глава Тибидохса быстро повернулся и вышел, уносяс собой Ванькин лист.

– О чем это он? – спросила Таня у Ягге.

Старушка зябко закуталась в шаль.

– Существует заклинание уничтожения. Старое запрещенноезаклинание хаоса, на которое Древнир наложил запрет. Им не пользовались ужемного столетий. Его побочные действия ужасны. Оно несет в мир много зла и горя.Но оно единственное способно уничтожить древнего бога… Но не думаю, чтоСарданапал решится его применить… – Ягге посмотрела на них и рассерженнокрикнула: – Чего вы на меня уставились, сами не знали? Танька, разве тебе непора на занятия? Ишь моду взяла по магпунктам шастать! А ты, Валялкин, марш пододеяло! Я тебе покажу, как ночью не спать!

* * *

А вечером Таню поджидал сюрприз. Кто-то бесцеремоннозабарабанил в дверь. Таня открыла. На пороге, неопределенно улыбаясь, стоялаПипа. За ее спиной на полу громоздился целый бастион из чемоданов.

– Привет, Гроттерша! Как в старые-добрые времена!Надеюсь, ты еще не завалила Гробынин шкафчик своим барахлом? Если завалила –вытряхивай его немедленно! Теперь тут буду я! – сообщила она, поочереднозатаскивая в комнату свои чемоданы.

Таня молча смотрела на нее.

– И даже не поможешь? – удивилась Пипа. – Вотон, эгоизм, так и прет, так и прет! Нет чтобы броситься мне на шею. Все-такиродная кровь!

– Что ты тут делаешь? – хмуро спросила Таня.

– Как что? Собираюсь тут жить! Ты глупеешь прямо деньото дня, Гроттерша! Поверь, если бы я просто пришла к тебе в гости, то сделалабы это с пулеметом, но никак не с чемоданами! – заявила Пенелопа.

– А как же Шито-Крыто? Указала тебе на дверь? –поинтересовалась Таня.

– А вот и не угадала. Ритке совсем не хотелось со мнойрасставаться. К ней перевели первокурсницу из сто шестой комнаты… А меняМедузия сослала (классное слово, не правда ли? – куда лучше, чем«послала») к тебе.

Таня вздохнула. Если Пипу действительно переселила Медузия,то это решение окончательное и избавиться от Пипы не удастся. Все решения,принимаемые доцентом Горгоновой, изначально имеют гриф окончательности.

– А в сто шестую комнату кого? – спросила она.

– Никого. Там никто жить не хочет. В сто шестой навторой кровати девчонка, маленькая такая, с беленькой косичкой. Не видела? Днемвроде ничего, терпеть можно, сидит и над книжками ботанеет, как Шурасик, аночью превращается в пантеру. Рвет одеяло когтями, бросается…

– Бросается? Почему? – удивилась Таня.

– А я откуда знаю? Вроде, бразильская вирусная магияили прабабушка была оборотнихой. Да какая разница? Мне лично побарабану, – сказала Пипа.

Таня хмыкнула, подумав, не та ли это девчонка с беленькойкосичкой, которая тогда обратилась к Гуннио Гломини, а потом с восхищениембежала за ней, когда она шла рядом с носилками? Та тоже, кажется, была спервого курса. Таня Гроттер даже вспомнила ее имя.

– Маша Феклищева – девочка-пантера? Трудноповерить! – сказала она.

– Да ты всех знаешь! Прям магическое справочное бюро! Сменя дырка от бублика! – с издевкой воскликнула Пенелопа.

Протолкнув в комнату последний чемодан, Пипа бесцеремоннозавалила всю комнату – не только свою половину, но и Танину. Уж насколько уГробыни было много барахла – однако с Пипиным это ни в какое сравнение не шло.

Громоздя чемоданы, Пипа сшибла с подставки скелет. Паж,щелкнув зубами, безуспешно попытался тяпнуть ее за палец.

– Что еще за фокусы? – возмутилась Пипа,отдергивая руку. – Это чучело я завтра же выброшу! Пускай убирается ванатомический театр, если не может вести себя прилично! Тебе все ясно,кошмарное создание? Пакуй свои берцовые кости и вали отсюда!

Таня с недоумением смотрела на Пипу, как неглупый взрослыйчеловек смотрит на вздорную собачонку, облаивающую его в соседнем дворе. Зачетыре года, что она жила в Тибидохсе, Таня успела основательно отвыкнуть отдурневской дочки. Правда, Таня кое-чему успела научиться, но Пипа тоже нетеряла времени даром, ухитрившись унаследовать все лучшие качества своихпапочки и мамочки.

Наконец Пипа приткнула последний чемодан и плюхнулась накровать.

– Ну все! Свои шмотки я завтра разберу! Не думай,Гроттерша, что я позволю тебе забарахлять комнату. У тебя будет просто военныйпорядок… Комплект зимней одежды, комплект летней, так и быть, контрабас – аостальное я все повыбрасываю. Ненавижу, когда комната превращается в питомникпо разведению моли! – заявила Пипа.

– А свои тряпки тоже выбросишь? – с улыбкойспросила Таня.

– Не зли меня, Гроттерша! Твоя инфантильность меняумиляет! Я девушка молодая, красивая, мне надо устраивать личную жизнь. Недумай, что я соглашусь ходить в растянутых спортивных штанах и свитере! Мненужен в жизни мой кусок счастья, даже если придется выгрызть его у кого-нибудьиз горла.

– У кого-нибудь – это у меня? – уточнила Таня.

– А хоть бы и у тебя! Ты, милочка, забыла, что такоеинтуитивная магия! Будешь плохо себя вести – размажу по стене… – пригрозилаПипа.

Таня вспыхнула. Она вспомнила, что единственный способсохранять с Пипой хотя бы какое-то подобие мира – все время ставить ее наместо.