Без права на возврат - Елена Мейсак

– Да потому, что ты думаешь только о себе! Идешь и разглагольствуешь о том, как хорошо тебе было, и как ты ни о чем не жалеешь, и что если бы ты знал о том, что тебе недолго осталось, ты бы все равно все повторил.

– Да, и что?

Она взорвалась.

– Да то, что кроме тебя на свете есть еще и другие люди, вот что! Как можно втягивать кого-то в отношения, влюблять в себя, если ты знаешь, что через пару-тройку месяцев ты уйдешь в лучший из миров, где нет ни страданий, ни боли, ни забот, а так называемая любимая женщина будет продолжать выползать из того болота, куда ты ее втащил вместе с этими замками? Выползать на брюхе, с раненым сердцем, разорванной в клочья душой, всеми презираемая и морально оплеванная? Да ты просто бесчувственный, обсосанный собаками пень, вот ты кто!

Она развернулась и в негодовании пошла по направлению к дому, но уже буквально через пару секунд услышала разгоряченное дыхание рядом с собой.

– Прости. Я полный идиот. Но если честно, я не ожидал, что парк всколыхнет столько песка со дна наших воспоминаний. Хотя, если тебя это успокоит, то еще через каких-то пять лет этого парка не бу…

– Что ты сказал?

– Ничего. Фантазия играет в игры разума со мной сегодня. Видно, не стоило это все ворошить. Слушай, а давай прокатимся на машине в сторону конезавода и, как и раньше, просто сядем и посидим там?

– Не помню, чтобы раньше нам удавалось просто взять и посидеть там. А сейчас я уже вышла из того возраста, когда заниматься любовью на заднем сидении мне было бы хоть сколь-нибудь интересно.

Они сидели в Генкиной машине где-то на границе сверхъестественного. Из-за масштабного высотного строительства границы эти были слегка размыты, немного расширены и подчас довольно сильно стерты, но им, все же, удалось их нащупать, и теперь они, довольные и счастливые, сидели там, где заканчивалась узкая грунтовая дорога и начинался густой зеленый лес.

Пошел дождь, и они подняли дверное стекло, закрывая ему дорогу в свой уютный мирок.

– Послушай Оль, а ты помнишь нашу с тобой песню?

– У нас была песня?

– Да, малыш, – ласково сказал он, – у всех пар бывает своя песня. У нас с тобой тоже была, и я ни за что не поверю, что ты ее забыла.

С этими словами он полез в бардачок и выудил оттуда кассету, на которой было написано Crazy10.

Она медленно поворачивалась к нему, зная, что будет дальше. Конечно же, она помнила их песню! Это была самая красивая на свете композиция, «Когда ты говоришь мне, что любишь»11, в исполнении Хулио Иглесиаса и Долли Партон.

Однако это не значило, что она захочет мусолить воспоминания в своей душе, вновь и вновь, год за годом, удар за ударом.

Генка нажал какие-то кнопки на магнитоле, и время понесло их назад, а сердце устремилось вдаль, прокладывая себе путь сквозь густые кусты потерь, толпы предателей и просто равнодушных, банкротства и увольнения, ушедших в лучших мир родных и мохнатых любимцев, разочарований и несбывшихся надежд.

Два сердца, словно сильными руками пытаясь раздвинуть гущу облаков, уверенным шагом устремились друг к другу через полосу препятствий, так же, как и двадцать лет назад.

Генкины глаза засветились нежностью, он ласково убрал прядь волос с ее щеки и заправил за ухо, а потом вдруг придвинул ее к себе и поцеловал.

Сегодня все было не таким, как в тот раз. Все было в десятки, в сотни раз лучше. Ее чувства были похожи на оголенные провода, искрившие при каждом случайном взгляде. Генкины губы, мягко касаясь ее, уносили ее все дальше и дальше, в глубины непознанного. Этот поцелуй снова приглашал ее в другую реальность, на этот раз совершенно новую. В ней не было места кустистому опыту прошлого, был лишь любимый и любящий мужчина, слияние их сердец и полное единение душ.

Генкины руки потянулись к ее плечам и медленно, как будто лениво, стянули шерстяную кофточку вниз. Душа в волшебном парении кружилась в танце с его и была готова улететь еще выше, как вдруг кто-то нервно забарабанил по стеклу.

Они резко оторвались друг от друга. Ольга заметила, что их машина вся запотела изнутри. Генка, протерев стекло со своей стороны, увидел полицейского в форме.

Приоткрыв окно буквально на сантиметр, Генка попросил гостя показать удостоверение. Мало ли кто здесь ходит, а полицейскую форму сегодня купить не то, чтобы очень сложно.

Полицейский оказался настоящим; и, оставив свою спутницу гадать, что мог делать здесь этот человек в такой глуши в столь сильный дождь, без автомобиля и совершенно один, Генка открыл дверь и вышел из машины.

Эти двое, заговорщицки скрывшись под зонтом, о чем-то болтали за пределами их мирка какое-то время, после чего Генка залез обратно в машину и запустил двигатель, который, к счастью, его послушался.

– Что это было?

– На этот раз нам сильно повезло. Неподалеку произошло убийство, и у полиции есть основания полагать, что преступник не успел уйти слишком далеко. После того, как мне удалось убедить нашего гостя, что убийца скрылся, скорее всего, в лесу, а не в этой самой машине, взамен на это откровение нам любезно разрешили тотчас же уехать отсюда. Давай же не будем обманывать его ожиданий и продолжим начатое где-нибудь еще. Может, поедем к тебе?

Стряхнув щетками влагу с лобового стекла, Генка включил заднюю передачу и стал осторожно пробираться по дороге назад, которую, надо сказать, уже изрядно размыло дождем.

Она согласилась, хотя после новости об убийстве настрой был уже немного не тот. Но она еще надеялась, что Генкиным чарам по силам разогнать даже этот минор. В какой-то мере она чувствовала облегчение, что им повстречался обычный полицейский, а не инспектор дорожно-патрульной службы. Ее не совсем простой спутник никогда не показывал ей своего водительского удостоверения, поэтому можно было лишь догадываться о степени удивления, реши инспектор проверить его по своей базе.

Хотя зачем же дожидаться удивления инспектора, когда можно выразить свое. Теперь это можно сделать хоть с телефона, зайдя на нужный сайт в интернете.

– Ген, у тебя «права» еще старые или уже новые?

– К чему ты клонишь?

– Можно я кое-что посмотрю?

– Конечно, они в бардачке.

Запустив руку в бардачок, она достала оттуда небольшую борсетку и вопросительно посмотрела на него. Получив негласный ордер на обыск борсетки, она вытащила из нее «права».

Удостоверение было старого образца. Не такого старого, каким в советское время пользовался ее дедушка, но еще и не маленькая пластиковая карточка, как у нее. На лицевой стороне красовался Генка, документ был действителен до мая две тысячи семнадцатого.

Увидев это, она нахмурилась. На ее взгляд удостоверение было стопроцентно поддельным, иначе как бы Генка мог получить его в две тысячи седьмом12?