Отец поневоле - Дина Данич

Прерываемся, жадно дышим, а затем встречаемся взглядами. И у меня внутри все обрывается. Потому что я понятия не имею, что у бывшего в мыслях. Настолько безумен его взгляд.

— Поля…

Он кладет ладонь мне шею сзади, притягивает к себе и прижимается лбом к моему. Назар так тяжело дышит, будто пробежал не один километр. И честно говоря, я сама в таком же раздрае. Я не знаю, что между нами, не понимаю, как трактовать этот его срыв и… Есть ли у меня надежда вообще хоть на что-то?

— Ты не веришь мне? — отчаянно спрашиваю, закрывая глаза. — Дело в этом, да? Или в том, что я тебя обманула? — голос срывается, меня колотит от страха.

Когда его ладони ложатся мне на плечи, резко вздрагиваю и распахиваю глаза, боясь увидеть на лице Адамиди свой приговор.

— Я верю тебе, Поль. Верю…

Мне бы обрадоваться, обнять его, поцеловать. Но что-то удерживает. Потому что чувствую — есть какое-то “но”.

— Но?

— Но ты права, ты меня обманула. Солгала, заставив поверить в то, что ты способна на измену.

Вот и все. Мой приговор прозвучал, и теперь можно смело принимать поражение.

— Это больно, Полиш, — выдыхает он. — Очень.

— П-прости… Я не знаю, почему так сделала. Не помню…

— Знаю, — голос Назар звучит глухо. Он будто сам с собой сражается в этот момент. — Но еще я знаю, что из-за этого мы потеряли до черта времени, — каждое его слово попадает четко в цель, причиняет боль, заставляя рану в сердце ныть. Бывший вынуждает посмотреть ему в глаза, хотя я пытаюсь отвести взгляд. — И я больше не хочу его терять. Поняла?

Изумленно смотрю на него, не веря собственным ушам. Это правда? Он действительно все это говорит? Или это моя фантазия?

— Т-ты…

— Я не отдам тебя Емельянову. Ни тебя, ни сына.

Фамилия Володи напоминает о сегодняшнем разговоре, и внутри холодеет. Я же ведь от отчаяния согласилась на помощь Владимира…

— Назар, я…

— Хочешь вернуться к нему? — практически рычит тот.

— Что? Нет, конечно, нет!

— Вот и хорошо. Потому что я все равно не позволю!

Жмурюсь от страха перед тем, что собираюсь сделать. Только что я буквально возродилась. И сейчас мне предстоит проверить на прочность ту хрупкую связь, что есть между нами.

— Мне нужно тебе кое в чем признаться, — шепчу, а сама умираю от паники. — Это касается Володи…

Приоткрываю глаза и встречаюсь с мрачным взглядом Адамиди. Он снова выглядит холодно и отчужденно…

— Говори, — требует Назар. — Он звонил?

— Звонил, — признаюсь. — И я… Прости, но так вышло, что я ему рассказала о моих проблемах.

Стыдно, но я трусливо прикрываю глаза, потому что видеть холод в глазах бывшего, особенно после его слов, очень нелегко.

— О твоих? — хрипло выдыхает он. — Твоих?! Смотри на меня! — Испуганно распахиваю глаза. — У тебя нет твоих проблем, Поль. Они теперь наши. Общие. Как и сын.

Я вижу, что он злится. Сильно злится. Но испытываю странное облегчение. Потому что Назар не отказался от меня. Принял. Целиком. С моим непростым багажом.

— Спасибо…

Вместо ответа он снова целует меня. Припирает к стенке и жадно шарит руками по бедрам, здания юбку все выше.

В первые мгновения я почти не реагирую — настолько ошарашена его напором, а потом до меня доходит, что мы посреди холла, в доме свекров, и…

— Наз-з-зар! — шикаю на него. — Не здесь же…

— Что еще ты рассказала Емельянову? — резко спрашивает он, отстраняясь.

— Ничего особенного. Только то, что я связалась с кем-то опасным.

Нервно сглатываю под темным взглядом бывшего.

— Не уверена, что я справлюсь? Думаешь, не смогу защитить?

— Прости меня, — всхлипывая тихо. — Прости, я… Я ведь пообещала Мише встретиться, и стала объяснять, почему не могу, а Володя…

— Володя, значит.

Я уже собираюсь снова начать извиняться, но Адамиди кладет мне пальцы на рот, вынуждая молчать.

— Хватит, Полиш. Я сам все решу. И пока не разберемся, не звони ему, поняла?

— Да, — послушно киваю. Я бесконечно благодарна Емельянову. Правда. Но если расставлять приоритеты, то моя семья все же важнее. После я обязательно извинюсь и постараюсь искупить свою вину перед Мишей.

— Вот и умница. И еще… — он замолкает многозначительно, а я, кажется, готова в этот момент сделать все, что он только попросит. — Как наш сын?

От его слов разливается такое тепло, что я не могу сдержать счастливую улыбку. Боже, я ведь практически попрощалась с надеждой сегодня! А сейчас — мы вместе. И, похоже, делаем первые шаги друг к другу.

— Хорошо. Он сейчас с твоей мамой. Наверняка соскучился по тебе. Ты так рано уехал…

— Так было надо, — сдержанно отвечает Назар. — Мне нужно было подумать.

Я все понимаю. Мне не на что обижаться. Я рада уже и тому, что есть.

— Я сегодня весь день думала, пыталась вспомнить хоть что-то…

— И?

— Ничего. Кроме того, что я увидела вчера. Но я клянусь, я не изменяла тебе. Я точно это знала тогда.

Бывший муж медленно кивает. Вижу, что ему все еще непросто говорить на эту тему. Но мне необходимо расставить точки окончательно.

— Я понятия не имею, что вскроется, когда память вернется. Не знаю, почему я не рассказала тебе про Платошу. Но я прошу у тебя прощения за это.

Он снова сдержанно кивает и оставляет осторожный поцелуй у меня на губах.

— Идем. Хочу увидеть сына.

Назар берет меня за руку и ведет за собой, а я краснею и смущаюсь, словно школьница, которую позвали на свидание. Потому что ну… Ну, это ведь отчасти так и есть!

Я до сих пор не помню ничего, кроме тех вспышек в памяти, но с каждым днем проникаюсь к бывшему теплом, тянусь к нему, словно он — часть меня. Я не помню этого, но чувствую на каком-то непонятном уровне. Словно это какая-то магия. И очень боюсь, что мое прошлое, когда оно все же всплывет, все это разрушит.

Конечно, я в бешенстве от наглости Емельянова. Надо же, упырь какой, не постеснялся в обход меня к Полине грабли свои протянуть. Да только хрен ему, а не моя жена. Пусть и бывшая.

Да, пока у нас все непросто. И прошлое до сих пор для меня тема острая. Но попробовав представить ее где-то там, с другим, я понял, что ни черта я не готов ее отпустить. Ни ее, ни сына.

Наверное, мама в чем-то права была, когда намекала про второй шанс. Тем более, что, как выяснилось, Полина-то и не изменяла. Конечно, я себя вины не снимаю — мог бы и перепроверить. Но сначала был настолько оглушен, а потом… Закусился. Слишком уязвленно себя ощущал, потому и махнул рукой.