Кошачья голова - Татьяна Олеговна Мастрюкова

class="p1">Алина, которая уже устроилась на своем стуле, заинтересованно уставилась на меня. Мама попыталась возразить. Старушка жестом нас остановила, мягко взяла меня за руку, внимательно вгляделась в мое лицо своими разноцветными глазами и стала шептать быстро-быстро, проводя периодически ладонью по моему лбу:

— Откуда пришло, туда и поди. От ветру пришло, на ветер поди. От людей пришло, так на люди поди. От лесу пришло, так на лес поди. Так слово сие твердо. От веку повеку, тьфу, аминь, тьфу, аминь, тьфу, аминь. Колдун-портун, ешь свое мясо, пей свою кровь. Колдунья-портунья, порти свое мясо, свою кровь.

Потом она быстро достала что-то из кармана передника и бросила назад, прямо на мою сестру, которая сидела с кислым видом. И Алинку стало корежить. Она внезапно выгнулась, как какая-нибудь гимнастка, затрясла скрюченными пальцами:

— Л-а-а, дурачина, дурачина! Жжется, жжется! Палашечке больно! Бз-з-з! Бз-з-з-з! Поди прочь!

Нечто подобное было, когда после пропажи Кешки мама заикнулась про котенка, но теперь в сто раз ужаснее.

Старушка, будто даже одобрительно, кивнула:

— Ишь, игрец в ней что творит!

— Что вы сделали? — перепугалась мама. Она бросилась к Алине и пыталась ее удержать.

— Да не боись, дочка. Это четверговая соль.

— А-а-а, выем твои зенки, дурачина! Себе жги! — визжала Палашка, корчась.

Жутко было смотреть, как моя тактичная, воспитанная сестра, брызгая слюной, орет на благообразную старушку и вертится на полу избы, не самом чистом.

Знахарка вздохнула, беззвучно что-то прошептала и спокойно продолжила:

— На имена порча-то делается. Все на имена. Потому не называй себя кому попало или вот по прозвищу.

Вот это да!

Я как-то в детском лагере отдыхал, родители отправили. Алина к подружке ухитрилась на дачу уехать, а меня, чтобы в городе не болтался, быстренько сплавили в лагерь. Ничего не могу сказать, мне понравилось. Но речь не о том. В младшем отряде подобрались девчонки с именами, которые были вроде кличками. Не поймешь сразу, то ли прозвище, то ли имя. Инка — вместо Катя. А Аделина шифровалась Ликой.

Я, как домой вернулся, пытался Алину Ликой называть, так она только пальцем у виска покрутила и пригрозила поколотить.

И вот теперь выясняется, что лучше бы она Ликой была, а я — каким-нибудь, не знаю, Гогой. Бред какой-то.

— А как же тогда отвечать, если спросят? — не удержался я.

Знатуха, сощурившись, без улыбки посмотрела на меня и после паузы бросила:

— Зовут зовуткою, а величают уткою.

В другой ситуации я бы захохотал, но сейчас сдержался. А бабушка Ульяна опять повернулась к маме, сидящей на полу рядом с трясущейся как в лихорадке Алиной. Та не давала себя обнимать и зло пялилась на знахарку.

— Кого у вас Пелагеей звали? Бабушку? Тетку?

Мама застыла от удивления, только глазами хлопала. Даже от Алины отпрянула.

— Откуда вы знаете?.. Мама моя, Алины и Егора бабушка. Так-то она по паспорту Полина была, но вот крестили ее как Пелагею. Я не знаю, почему так.

— А девочка ваша что же?

— Моя мама очень хотела, чтобы внучку, ну, нашу дочь, мы в честь нее назвали. Но мы захотели Алиной. Муж отказался в чью-то честь своих детей называть. Какая разница, Полина, Алина — похоже ведь, правда? Но мама сама, без спросу, пошла и Алину покрестила так же, как себя, тем же именем. А ведь она как Пелагея крещена была, вот и Алину так же…

— Нехорошо, негоже так делать… — покачала головой старушка.

— Ну уж с Егором мы все сами! — поспешила оправдаться мама. — Имя ему отец, муж мой, сам придумал. Егор Александрович. Но вот с Алиночкой так… Пелагея. Но мы никому не говорили. Да и зачем?

— Палашечка, красная рубашечка! — хвастливо влезла икотка, отталкивая мамину руку, которой та пыталась обнять Алину.

— Пелагея и есть, — спокойно кивнула старушка, будто все в порядке вещей и тварь, сидящая в Алине, точно такой же равноправный собеседник, как и все.

Помогла маме подняться и усадила на стульчик у стены. Палашка, застывшая на полу в какой-то странной звериной позе, внимательно следила за знатухой.

— Надобно нам все имена знать. — Бабушка Ульяна стала ходить вокруг Алины, едва заметно делая пассы кистями рук, что-то беззвучно пришептывая, а вслух говорила нам: — Обычно они называют своих создателей. Наверняка и вам говорила, она же очень болтливая у вашей девочки.

— Два года так сидела, четыре пересидела, к девчушке прилетела! — вякнула Палашка.

Старушка остро взглянула на Алину.

— Это какая-то ваша знакомая, пожилая женщина, черная душа. Шесть лет назад икотку навела, к колдовке ходила.

Ну тут только один вариант лично у меня был. Лариса Игоревна! Хотя… Да нет, не может быть… Так, стоп! Она же сама говорила, икотка:

«Я Палашечка Ларисовна, старушке приписана».

И она не могла навредить Ларисе Игоревне, хотя и ругалась, и вообще ее прогнала. А мы и внимания не обратили! То есть обратили, конечно, но выводы не сделали.

Шесть лет назад еще была жива бабушка. Неужели эта мерзкая тетка Лариса Игоревна дотумкала навести порчу на нашу бабушку?! Зачем? Что за фигня? То-то она в лице изменилась, когда Палашку услышала. И она точно знала про бабушкино имя. А икотка то ли чуяла, что бабушки скоро не станет, то ли еще что…

Вот твари!

Маму наконец-то тоже озарило, она прикрыла рот рукой и ахнула:

— Лариса Игоревна!

— А вот и да, а вот и да! Палашечка Ла-ри-со-вна! Бабку спортила, тьфу на нее! Спортила, извела. Бз-з-з. А девочке Палашечке молоденъка-живенька нужна. Бз-з-з! Бз-з-з! А вот надолго, а вот надолго. Два годика, четыре погодёнка, и навсегда! Не уйду!

Из Алининых глаз опять брызнули слезы. Плакала моя сестра, радовалась проклятая икота.

Мама побледнела до синевы, я даже подумал, что она в обморок упадет. Хотел ее поддержать, но мама остановила меня взмахом руки. Вскочив со стульчика, она встала прямо напротив Алины, жадно глядя на нее, но видя не свою дочь, а Палашку, задыхаясь, уточнила:

— Ты нашу бабушку… Ты мою маму…

Нет, так нельзя. Не надо… Не надо!

— Не надо, мама, не надо!

Блин, я, что ли, вслух крикнул?

Мамино лицо страшно исказилось. Но ведь Алина-то ни в чем не виновата!

— Отвечай!

Я никогда не слышал, чтобы она так кричала. Так зло. С ненавистью. Но я не хотел слушать ответ. Не хотел знать.

Зачем маме было знать? Зачем? Что бы это изменило? И что она сделает, если узнает? Пойдет и убьет Ларису Игоревну? Что? Как отомстит? Изобьет Алину?

Ульяна Ильинична, до этого не вмешивавшаяся, только снова беззвучно