Кошачья голова - Татьяна Олеговна Мастрюкова

— словами, кто — через вещь, через прикосновение. Одни говорят, что знания передают. А другие — что чертей, которые и есть эти самые знания. Вон бабушка Ульяна вообще, считай, случайно все получила. Мне бы так. Просто под руку, можно сказать, подвернулась. Ее еще девчонкой мелкой мать привезла к сильной бабке, я говорил, тоже у нее что-то такое было, у Ульяны Ильиничны. Болела сильно, что ли, не росла. Вот бабка говорит матери: «Оставляй на неделю, вылечу твою девушку». А Ульяна Ильинична из очень бедной семьи. Нечем за лечение расплачиваться было. А бабка и говорит, мол, потом рассчитаешься. И только неделя прошла и девочку мать увезла домой, так бабка и померла. Хотя родни никакой у бабки не осталось, говорят, похороны очень пышные были. Какому-то начальству она в свое время сильно помогла, тот не забыл. Мать Ульяны Ильиничны потом приезжала с деньгами, — что накопила, что заняла, — а расплачиваться уже не с кем. И незачем: в ту неделю бабка девочке все свои знания и передала. Ульяна Ильинична даже не помнит, каким образом передала, то есть вообще можно было не запоминать, получается, а просто, как там… Внушила, что ли, или, может, через вещь, через рукопожатие. Зато смогла помереть спокойно. А тут и муж давно помер, и сыновья причокнутые. Так что я, можно сказать, ей услугу оказываю, когда про слова интересуюсь.

— Ты что, во все это действительно веришь? — сделал вид, что удивился, я. Достал меня этот его покровительственный вид.

Студент нехорошо сощурился и угрожающе наклонился ко мне, так что пришлось отодвинуться. Если по- честному, я подумал, что он меня сейчас ударит. Даже живот подвело. Но студент вместо этого почти прошипел:

—

Я-то не верю, а ты чего сюда приперся? Что ко врачам-то не пошли? А?

В какой-то момент я прямо считал по его лицу: короткий удар в солнечное сплетение, никто не видит. Потом скажет, что ничего не было. Сам притащит к бабушке, будет больше всех суетиться. И нам придется уехать. Мама же не сможет меня здесь оставить и одного не отпустит домой. И Алина так и останется…

Но студент, видимо, тоже что-то прочел по моему лицу, поскольку быстро встряхнулся, отодвинулся и уже нормальным голосом, чуть с ленцой, напомнил:

— Я здесь на практике. Собираю материал. Не важно, верю или нет. Мне надо практику сдать, понял? Аты чего такой зашуганный? Может, тебе матушку свою попросить домой поехать, а? Я на твоем месте уехал бы. Или ты меня испугался?

Он засмеялся и хлопнул меня по плечу. Но хлопнул прямо-таки нежно, дружески.

Мутный.

— Ладно, тебе Лизавета местный случай про собаку рассказывала? — неожиданно сменил тему Федихин.

Я отрицательно мотнул головой. Лизавета каждый раз уточняла: «Произошло не у нас». К тому же, если он и сам знает ее истории, зачем подослал ко мне?

Ответ оказался прост:

— Мне она только про собаку и рассказывала, хотя много чего знает. А тебе про что?

Я неопределенно пожал плечами. Не знал, как вести себя. Зря я Лизавете про «Короля и Шута» ляпнул тогда. Некрасиво как-то получилось. История ее на самом деле жутковатая. Вполне возможно, я и ляпнул, потому что не хотел больше бояться.

— Так я тебе расскажу, — с агрессивной настойчивостью объявил студент.

Эх, мне бы отцовскую твердость, с какой он отшивает людей, когда не хочет их слушать. У отца есть присказка: «Позвоните мне на следующей неделе на закате рассвета». Но мне почему-то страшновато было так разговаривать со взрослым парнем. Отцу что, его никто бить не будет, у него такой вид — сам кому угодно врежет.

— Так вот, тоже у нас было. Возвращался мужик один, Сенин по фамилии, домой. Уже совсем поздно было, а он из другой деревни шел пешком, по делам там был. Почти к Никоноровке подошел, и тут ему навстречу собака выбегает. Вообще у нас не принято, чтобы по ночам собаки шастали где попало. По дворам сидят. Ночь лунная, ясная, потому мужик сразу увидел, что животное мало того что незнакомое, не местное, так еще и неладно с ним. Собака — с человеческим лицом, круглым и злым, и глаза навыкате, как при базедке. Ну, знаешь, базедова болезнь. Стала на мужика бросаться, норовит тяпнуть. Молча. Он нож достал, вроде отогнал собаку, она в сторону отпрыгнула. А на самом деле это трюк был: со спины хотела напасть. Ну, мужик какую- то палку на дороге нашарил и стал что есть силы собаку лупить. Пока череп не раскроил, она не успокоилась.

Ну он палку на всякий случай с собой взял, но до дома спокойно уже дошел. Родне, конечно, рассказал. Собака с человеческим лицом! Собирался даже показать всем, но ее раньше нашли. Потому что назавтра на том месте, где собака бросалась, обнаружили труп одной такой Силантьевой. Вдовая женщина была, на всех крысилась. Про нее давно слухи ходили, что ведьма. Она всех мужиков люто ненавидела, вон аж до какой степени.

Федихин замолчал, выжидательно глядя на меня.

Я услышал, как на участке прокашлялся Михал Семеныч и начал чем-то стучать. Это придало мне смелости.

— Так, это какая-то детективная загадка? Итак, нам дано: ночью была убита ударом палки по голове одинокая нелюдимая вдова. В то же время мужчина дома

рассказал близким, что на него якобы напала странная собака, которую ему удалось забить палкой. А когда обнаружили тело, смолчал, и его родные смолчали. И пустили слух, что жертва сама виновата, потому что ведьма. И что, полиция так и не нашла виновного?

— А что виновный? Ведьма же. Он собаку убил. Зачем ему родне врать? Легче вообще ничего не сказать.

— Ну караул вообще! А эти пьяные подростки, которые ночью поймали и насадили на кол незнакомую женщину? Это вообще нормально?

— Это было колесо, а не женщина. Они видели, что их преследовало колесо.

— Ага, и самогон тут совершенно ни при чем. Да тут не деревня, а резервация маньяков-убийц! Надеюсь, сейчас ничего такого у вас не происходит? Все в прошлом? Или надо с наступлением темноты дома сидеть и местным жителям на глаза не попадаться?

В ответ студент только неопределенно передернул плечами. И от этого остался неприятный осадочек.

— Я-то не шляюсь по вечерам. У меня дел невпроворот. — Он опять вытащил свой блокнот с ламой и помахал им в воздухе.

Подумаешь!

Тут Федихин просек, что к нам направляется Михал Семеныч, быстро убрал блокнот, небрежно махнул: «Бывай!» — и ушел.

Только дед не к