Пружина для мышеловки - Александра Маринина

– Ничего,– великодушно ответил я,– надеюсь,ждать придется не до глубокой ночи.

– Пойдемте, я вас накормлю ужином,– предложила она.

От ужина я отказался, а выпить чаю с тортом согласился спревеликим удовольствием. Истомина усадила меня в той же гостиной, в которой мыбеседовали с ней в прошлый раз, поставила на стол торт, конфеты и всякие другиевкусности и отправилась на кухню заваривать чай. Интересно, а где ее муж? Вмоем кондуите указано, что он наличествует, а я здесь уже во второй раз иникакого мужа не наблюдаю. Может, разошлись? Если бы, не приведи господи, онумер, у меня были бы сведения из паспортного стола. Стало быть, жив.

Я оглядывал комнату и вспоминал затертое выражение «остаткибылой роскоши». Видно, что в этом доме когда-то был достаток, но эти временадавно прошли. Мебель, бывшая дорогой и модной в восьмидесятые годы, во временамоего детства, устарела не только морально, но и физически, хотя мойхозяйственный глаз углядел старательные попытки сохранить ее товарный вид. Всев этой комнате было идеально чистым, сверкающим и отполированным, любовноухоженным, но – увы – старым. Это вполне соответствовало тому, что сказала мнеСветка Безрядина: Истомина была одно время очень известной, популярной, нодавно уже ничего не пишет. Иными словами, когда-то деньги в семье водились, ивесьма приличные, но теперь Майя Витальевна живет более чем скромно. Конечно,для нее те пять тысяч евро, которые принес ей в конвертике Клюев,– это некот начхал, поэтому она и контракт внимательно не прочла, и данные издательстване записала. Какая разница при таких-то деньжищах?

Скрипнула дверь, медленно открылась, в комнате появиласьсначала голова, а затем и туловище дряхлого старика, опирающегося на палку. Этоеще кто? Не муж – это точно, я помню, что он ровесник Майи Витальевны, а этомудеду лет девяносто, если не больше. Дед молча проковылял к столу и началпристально вглядываться в вазочки и тарелки. Протянул трясущуюся руку, жадно схватилгорсть шоколадных конфет и сунул в отвисающий карман просторной домашнейвязаной кофты. Потом наконец соизволил остановить свой взор на мне.

– Украду конфетку, пока Майка не видит,– сообщил онмне с видом заговорщика.– А то она ругаться будет. Она их для себяпокупает, мне не дает, а я ворую.

Он захихикал, продолжая буравить меня глазками из-за толстыхстекол очков.

– Наверное, вам нельзя сладкого,– предположиля.– У вас диабет?

– У меня? Хи-хи-хи… С чего это у меня будет диабет? Нет уменя никакого диабета.

– Может, какая-то другая болезнь, при которой сладкогонельзя?

– Еще чего. Нет у меня никаких болезней. Я еще их всехпереживу! Просто Майка жадная, она все вкусненькое покупает только для себя исвоего Женьки, а мне ничего не дает, голодом морит. Надеется, что я сдохну. Ноя не таков!

Он попытался гордо выпрямиться, для чего оперся на палкудвумя руками, не сводя при этом алчно блестящих глаз от блюда с нарезаннымикусками домашнего торта. Так, появился «свой Женька», стало быть, муж, ЕвгенийНиколаевич Чаинов, как гласят записи в моем кондуите. А вы-то кто, уважаемый?Не иначе, отец Майи Витальевны. Во всяком случае, по возрасту подходит.

– А ты кто таков?– спросил меня дед.– УченикМайкин? Рукопись принес?

– Нет, я из милиции, участковый.

– О! Вот это дело! Это очень хорошо, очень! Майка – воровка,ее давно пора к ногтю…

– Дядя Жора!

Истомина буквально ворвалась в комнату, держа в одной рукебольшой чайник с кипятком, в другой – красивый заварочный чайник. Лицо ее былоодновременно негодующим и почему-то испуганным.

Дед, названный дядей Жорой, пригнулся, втянул голову в плечии затравленно посмотрел на нее.

– Только не бей меня, Маечка, девочка моя дорогая,–залепетал он, шаркая мимо нее к двери,– я ничего такого не сделал, ятолько вышел вот поздороваться с молодым человеком, все-таки гость в доме, надобыть вежливым… Я пошел к себе, я пошел… Уже ушел.

Истомина грохнула чайниками об стол и закрыла лицо руками. Яделикатно молчал. Пауза затягивалась и становилась тягостной. Наконец хозяйкадома подняла голову и с вызовом посмотрела мне в глаза.

– Я знаю, что он вам сказал, и примерно представляю, что выподумали. Пойдемте.

– Куда?

– Пойдемте,– настойчиво повторила МайяВитальевна.– Лучше увидеть самому, чем слушать мои объяснения и не веритьим.

Она направилась в коридор, и я послушно последовал за ней.Мы вошли в другую комнату, где в глубоком мягком кресле восседал дядя Жора стелевизионным пультом в руке. Напротив него стоял дорогой телевизор с большимэкраном, и старик деловито переключал программы в поисках того, что емуинтересно.

Я обвел глазами комнату и обомлел. Помимо кресла ителевизора здесь стояла широкая кровать, аккуратно застеленная и накрытаязолотистым шелковым покрывалом, шкаф для одежды, небольшой диванчик с подушкамии шерстяным пледом и два стола. Один – маленький, изящный – стоял в изголовьекровати, на нем телефон, лампа-ночник, стеклянный кувшин с водой, стакан и кучасклянок и упаковок с лекарствами, одним словом, это был типичный прикроватныйстолик не очень здорового человека. А вот большой стол, расположенный рядом скреслом, поразил мое воображение напрочь: он весь был уставлен большими ималенькими вазочками с конфетами, халвой, зефиром, пастилой, печеньем разныхсортов. На отдельной тарелке лежали несколько изрядных кусков того самоготорта, на который с таким вожделением глядел старик, находясь в гостиной. Надопризнать, на том столе, за которым меня собирались поить чаем, разнообразиедесертов было не столь изобильным, как здесь, у дяди Жоры. И комната эта былане тесной, и шторы на окнах – дорогими, а уж про мебель я вообще молчу. Дажемне, человеку, далекому от дизайнерских изысков, и то было понятно, что этукомнату обставляли не так давно и не жалея денег.

Истомина стояла рядом, испытующе глядя на меня. А дед,казалось, не обращал на нас ни малейшего внимания, продолжая щелкать пультом иперескакивая с программы на программу.

– Смотрите сюда,– требовательно произнесла она,открывая платяной шкаф и доставая с полки деревянную шкатулку.

Дядя Жора, однако, не настолько был увлечен телевизором,чтобы не заметить этого.

– Зачем ты это трогаешь?– завопил он.– Ты у меняи так все украла, это мое последнее, на похороны отложено. Вот товарищ измилиции, я при нем официально заявляю: ты воровка, ты все у меня украла,оставила нищим и бездомным. У меня было всё! А теперь у меня ничего нет!

Я думал, у меня барабанные перепонки лопнут. Истомина же,казалось, ничего не слышала. Она открыла шкатулку и достала оттуда сберкнижку ипачку долларов.

– Вот, пересчитайте. И посмотрите, сколько лежит на счете.

– Да зачем мне это считать?– рассердился я.