Адвокатский калейдоскоп - Константин Евгеньевич Ривкин

и никогда не имела политических целей в истинном смысле слова, но она везде и всегда — по свойству своей основной функции — оказывалась союзницей тех политических партий, девизом которых являлось раскрепощение человеческой личности от гнета власти». Кстати, сам М. Винавер был одним из лидеров Конституционно-демократической партии и депутатом I Государственной думы Российской империи.Доминирующая роль адвокатуры во всякой борьбе

Органы адвокатского самоуправления также не оставались в стороне от политических веяний. В одном из решений Московского совета присяжных поверенных разъяснялось: «Борьба, да еще принципиальная, — это такое законное и естественное явление социального быта, без которого была бы немыслима никакая общественная эволюция, невозможен был бы и человеческий прогресс.

И если в такую борьбу втягиваются люди либеральных профессий, то такое явление можно только приветствовать. Сословие присяжных поверенных по самой природе вещей должно выделять из себя готовые кадры наиболее испытанных и способных борцов за высокие общественные идеалы, ибо нет такой профессии, которая так же близко соприкасалась бы со всеми сторонами нашего быта и воочию убеждалась бы в его истинных потребностях и нуждах; если прибавить к этому культивируемую в нашем сословии привычку к публичному слову и приобретаемую в судебных состязаниях боевую опытность, то доминирующая роль адвокатуры во всякой борьбе, захватывающей общественные интересы, совершенно понятна».

Странно, что остракизму сегодняшних критиков до сих пор не подвергся сам великий Ф.Н. Плевако, избиравшийся в Государственную думу и возглавлявший там Судебную комиссию. Он был делегирован туда от весьма авторитетной политической партии «Союз 17 октября», выступавшей за демократизацию существовавшего строя в рамках свобод, дарованных царем.

Те же критики могли бы бросить камень и отнести к категории «политизированных коллег» и знаменитого адвоката современности Дину Каминскую, смело защищавшую во времена СССР обвиняемых по «антисоветским» делам. Возьмем утверждение коллеги Оксаны Садчиковой в недавней статье «За право, а не за революцию» о крайностях, по ее мнению, не соответствующих профессии защитника:

«…когда адвокат излишне солидаризуется со своим доверителем и перестает отличать цели своей работы от политических целей своего подзащитного». И сравним с тем, что Д. Каминская написала в книге «Записки адвоката» — о себе и о тех, кто доверил ей свою судьбу: «Это были люди, легально боровшиеся за соблюдение законных и естественных прав человека. Я не просто разделяла их взгляды. Я считала, что они открыто и по велению чувства долга борются за то, за что мы — юристы — призваны бороться в силу самой нашей профессии. Защищая их, я считала, что и сама в какой-то мере участвую в этой борьбе».

Как говорится, почувствуйте разницу…

Лучшие адвокатские силы

Пойдем далее. Упомянутая коллега О. Садчикова трактует в пользу отстаиваемой ею позиции решение Совета присяжных поверенных Санкт-Петербурга, не одобрившего тех своих членов, кто в связи с трагическими событиями 9 января 1905 года отказался участвовать в судебных процессах или призывал к их бойкоту. Данный случай ранее подробно рассматривался в статье «Исторические параллели и адвокатские перпендикуляры». Здесь же я вынужден напомнить, что главный идейный вдохновитель постановления с осуждением забастовок — известный адвокат Н.П. Карабчевский — на следующем выборном собрании был раскритикован, забаллотирован и перестал на какое-то время входить в состав Совета присяжных. А само собрание выразило сожаление по поводу необдуманного постановления, признав его также оскорбительным по тону и содержанию.

Этот пример показывает, что большинство наших предшественников были против конформизма, ставшего столь популярным в наше время.

Сам Н.П. Карабчевский после революции эмигрировал за границу, где написал книгу «Что глаза мои видели». Там есть строки, очень полезные для правильного уяснения анализируемого феномена: «Свободное, самоуправляющееся сословие адвокатов при самодержавном бюрократическом строе, конечно, являлось большой аномалией <…>. Явно противоположные общественные задачи не могли не ставить адвокатуру в противоречие с видами и чаяниями правительства, и вполне естественно, что вся публичная деятельность лучших адвокатских сил была у нас всегда деятельностью систематически оппозиционною».

Сказанное не было откровением для членов сообщества. Вспомним историю присяжного поверенного Н.К. Муравьева — современники с полным основанием относили его к «лучшим адвокатским силам», притом что он принимал самое активное участие в политических процессах того времени. В июне 1906 года Муравьев вместе с коллегами отказался от работы по делу о Севастопольском восстании Черноморского флота — в знак протеста против судейского произвола. Вместо этого он прибыл в Санкт-Петербург, где от имени защиты выступил перед депутатами I Государственной думы. «Самые элементарные понятия о праве, усвоенные не только нами, юристами, но ставшие неотъемлемым достоянием всякой культуры, были попраны, брошены в грязь грубой рукой высших местных властей, преступно забывших о праве, привыкших к безграничному произволу, — заявил тогда Муравьев. — При нашем участии хотели сотворить расправу над людьми, брошенными на скамью подсудимых без всякого разбора, без необходимого, требуемого законом обряда предания суду, без которого сидящие за судейским столом — не судьи, занимающие скамьи обвиняемых — не подсудимые».

Страх и отторжение

Как видим, политизированность присяжных поверенных — впрочем, как и определенной части коллег в настоящее время — была вызвана совершенно объективными причинами, а вовсе не их личными амбициями и стремлением самоутвердиться. Но даже при этих условиях упрекать наших активных предшественников в том, что они сыграли какую-либо существенную роль в приходе к власти большевиков и последовавших за тем репрессиях, по меньшей мере наивно.

Дважды арестовывавшийся чекистами и в итоге высланный из России известный философ Н.А. Бердяев не питал никаких пристрастий к советской власти. Но, осмыслив произошедшую революцию, в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» он написал, что большевизм оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим движением, соответствующим всей ситуации, сложившейся в России в 1917 году. А также «наиболее верным некоторым исконным русским традициям и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием. Это было определено всем ходом русской истории (выделено мною. — К. Р.)».

Находившийся в тот период в самой гуще событий Л.Д. Троцкий также констатировал, что все предшествующее социальное развитие России делало революцию неизбежной. Если желающие посмотрят 450-страничный сборник работ Л.Д. Троцкого под названием «К истории русской революции» (М.: Политиздат, 1990), где он довольно подробно описывает события и движущие