Лягушка, слон и брокколи. Как жить и как не надо - Алексей Марков

Через какое-то время начинаешь как следует скучать.

А потом делаешь работу.

Слава Ахмечет читает много биографий. Я тоже читаю много биографий, по крайней мере, по сравнению со средним читателем. Людям, о которых пишут биографии, присущи две вещи. Во-первых, они одержимы. Самые одержимые люди, о которых я читал, это Арнольд Шварценеггер, Махатма Ганди и Стив Джобс. Все они часто вели себя как мудаки и моральные уроды. Хорошо ещё, я про Гитлера не читал. Повторюсь, все они были одержимы.

Джон Кармак был одержим графическими движками. Братья Райты были одержимы полётом. Леонардо да Винчи был одержим структурой вещей. Поэтому они создавали, соответственно, графические движки, летающие конструкции и изобретения. Конечно, они думали о том, что делали, я сейчас говорю о метамышлении. Кармак публиковал свои планы, братья Райт постоянно публиковали мысли насчёт своих экспериментов, а Леонардо известен своими невероятными эскизами. Но они не писали книги о том, как публиковать планы, как описывать эксперименты и что рисовать в блокноте. Они просто делали свою сраную работу!

Так и сейчас – тот, кто собирается научить вас инвестициям, должен быть занят преимущественно инвестициями. Зачем нам Леонардо, который учит вести дневник изобретений? Это какой-то Полонский получается. Но погодите, это всё ещё было «во-первых».

Я писал в «Жлобологии», что вполне нормально окружать себя людьми, которые похожи на вас. В процессе личностного роста мы вырабатываем собственное мнение, усредняя мнения окружающих. Как составить своё мнение? Напомню, что тут нам опять приходит на помощь Чарльз Дарвин: если ты сам не можешь раскритиковать свою точку зрения с использованием последних аргументов твоего лучшего оппонента, то и мнения у тебя никакого нет.

Самые большие компании создавались и создаются там, где фаундер оказывался прав, когда все думали иначе. Но заметьте: ему кто-то поверил. Кто-то с большими деньгами и связями. И помог построить огромный бизнес. То есть совсем-совсем одному, наверное, успех не светит. Нужна поддержка, в том числе и материальная, но и моральная, конечно, тоже. Какие-то последователи, адепты, помощники и просто друзья. Значит, нужно их убеждать, заинтересовывать. Либо прозябать в роли полоумного. Это не так уж плохо, когда вы с деньгами. Тогда вы просто «эксцентричный». Хуже, когда денег нет. Тогда ваше необычное мнение вообще никого не заинтересует.

В какой-то момент мы задаёмся вопросом, кто мы и к какой группе принадлежим. И адаптируем своё поведение. Нам надо ловко лавировать между ипостасями, потому что категоризация очень чувствительна к социальному контексту. Девочки и мальчики в школьной столовке прекрасно различают друг друга, но, когда входит гадкий учитель, все они становятся группой «ученики». В Америке после атаки 11 сентября и демократы, и республиканцы внезапно стали «американцами». Что же тут особенного? А вот что: мы готовы стать членом новой группы, даже не зная, кто там есть ещё!

Не все из нас безмозглые зомби: всё же люди устроены посложнее муравьёв. У нас есть иерархические системы, и в каждой группе мы вольно или невольно боремся за внутренний статус. Соревнование со сверстниками – типично дарвиновское поведение; нам непременно надо стать лучше окружающих. «Люди повсеместно стремятся к статусу», – пишет видный антрополог Дональд Саймонс. Понятно почему: более высокий статус даёт нам больше ништяков. Вкусной еды, мягких диванов, яркого солнца и фертильных самочек (ну, или самцов, кому что ближе). Борьба за статус – задача нетривиальная. Очевидных правил не существует, более того, они для всех людей (и подгрупп) разные. Каждому требуется своя собственная долгосрочная стратегия.

У нас в голове есть какой-то образ себя, и мы пытаемся представить, как нас видят другие. О метамышлении было в «Хулиномике», – это важное отличие человека от животных. В конечном счёте, нам выгодно знать, что о нас (взаправду, а не показушно) думают другие, и выгодно не выдавать своего истинного знания об остальных. Как говорил один опытный психолог, счастье – это когда тебя понимают, а несчастье – это когда тебя раскусили.

С эволюционной точки зрения, тенденция подправлять долгосрочные паттерны поведения – через «чтение мыслей» других людей – сильно разнообразила поведение внутри групп. Где-то не рекомендуется поднимать мыло, куда-то зазорно приезжать на Рено. Мы хотим стать частью группы и часто будем жертвовать чем-то ради участия в ней, но глубоко внутри у нас есть и собственный интерес. Самое занятное происходит, когда эти два фактора имеют одинаковую силу. Вспомните про камикадзе или исламских террористов. А о подковёрных играх в олимпийских сборных лучше не рассказывать, там творятся ужасные вещи.

Физиология тоже имеет значение. Американская психолог Джудит Рич Харрис выяснила, что рост добавляет статуса подросткам, но фишка в том, что куда больше он влияет на личность: высокие подростки становились более уверенными в себе взрослыми, и лидерские качества у них были развиты лучше. Да, рост удобно измерять, а вот со всем остальным сложнее.

Другое исследование изучало вопрос влияния роста на доходы взрослых мужчин. Выяснилось, что не все высокие взрослые получают прибавку. Больший доход имеют как раз те, кто был выше своих сверстников именно в период взросления! Если вы выросли поздно, толку никакого не будет. Что как бы намекает на общую запутанность системы статусов. Вообще эта Харрис написала несколько важных книг о воспитании, основная её фишка в том, что родители заблуждаются насчёт своей (явно завышенной) роли в воспитании детей. А вот окружение влияет ого-го как.

Действия толпы дают нам информацию, например, о том, как себя лучше вести. Если вам важно, что о вас думают окружающие (ошибочно полагая, что кто-то обращает на вас внимание), придётся влиться в толпу, дабы избежать порицания – или получить одобрение. Одновременное стремление к статусу и специализации делает людей очень приспособленными для житья в больших группах: как раз то, что человеку (как животному) удаётся удивительно хорошо. И Харрис, и Харари писали, что эта черта присуща только гомо сапиенсам.