Наказание для вора - Дарья Котова

Громкий хруст, в глазах почернело — и вот он уже вновь летит по лестнице, рефлекторно пытаясь ухватиться за перила или сгруппироваться, но резкая боль в боку мешает. Вновь чернота и очередной лестничный пролет. Он скатывается, кувыркается в воздухе, под руками больно жжется кованое железо, а перед глазами возникает долгожданный конец лестницы и длинные, слишком длинные и острые шипы металлических перил. И он уже понимает, что не успеет затормозить или увернуться.

Жгучая боль двумя пиками врезается в тело, а третье сейчас войдет в горло… Рывок — и острие застывает у самой шеи. А потом тьма накрывает его с головой.

Глава 8. В лазарете

Всю свою жизнь Альберт Крейл посвятил работе. Оставшись в двадцать лет сиротой, он отправился в Управление и стал обычным патрульным. Очнулся он через тридцать лет, когда на мундире появились три черные полоски — старший инспектор. Десятилетия пролетели в постоянных погонях и расследованиях. Он жил этим, не замечая, как мимо проходят годы, а когда на юбилее в честь его пятидесятилетия все друзья и коллеги принялись обсуждать семьи, детей, внуков и собак, Альберт с шокирующим удивлением обнаружил, что завидует им. Потому что у него не было ни семьи, ни детей, ни внуков, ни даже собаки. И придя из Управления, где они и праздновали, в свой пустой дом, старший инспектор Крейл понял, что упустил в этой жизни что-то важное. Сидя в одиночестве, он вспоминал все вечера, когда товарищи уходили домой к женам и детям, а он оставался работать, все выходные, которые он проводил на дежурстве. С убийственной серьезностью он осознал, что совершенно одинок — у него никого нет. Даже из друзей одни коллеги, кроме Нота. Но вот близких, родных у него не было. Не было тех, кого бы он мог любить, о ком мог заботиться, к кому бы он спешил домой, о ком бы он переживал. У него не было семьи, и было поздно что-то менять. В пятьдесят лет жизнь не начинается заново, не найти жену и не завести детей. У всех уже по дому бегают внуки, а ты сидишь в холодной тишине и знаешь, что никто ее не нарушит. И тогда, в тот момент, на него обрушилось такое отчаяние, что хотелось выть, как те заключенные в камерах, которых приговаривают к смерти. С месяц он жил в этом черном беспроглядном отчаяние, когда даже работа перестала его привлекать, пока жизнь его не изменил случай.

Тот осенний вечер он запомнил надолго: приближалась зима, и кое-где в городе уже лежал тонкий слой снега. Земля промерзла, а ледяной ветер продувал насквозь даже теплые меховые плащи. Старший инспектор Альберт Крейл шел на задержание банды воров-домушников, пристрастившихся грабить особняки богатых и знатных господ, которые от этого орали на всю Рестанию. Долго стражи их выслеживали, почти три месяца, но сегодня наконец прикормленный осведомитель сдал своих, назвав точное время и место очередной кражи. Сам Крейл дело не вел, лишь курировал пару молодых инспекторов, поэтому к особняку шел не спеша, давая время подчиненным выслужиться. Но, несмотря на видимую расслабленность и преклонный возраст, реакция у старшего инспектора оставалась отменной, и выскочившего из-за угла тощего мальчишку он успел не только поймать за шиворот, но и заломить руку, чтобы тот не вырвался. Чутье не подвело Альберта, и при беглом осмотре стало ясно, что паренек явно не в ладах с законом. Оборванный, костлявый, с грязными спутанными волосами цвета меди, горящими ненавистью глазами и потоком брани, которую он вывалил на инспектора — такой он тогда был. Вырывался, ругался и отчаянно боялся. Почему Альберт не сдал его тогда своим? Почему забрал в дом, отмыл, отогрел и откормил, несмотря на яростное сопротивление? Скольких он таких оборванцев видел за годы службы, не счесть, но именно этот лис его чем-то зацепил. Возможно, таким же одиночеством в глазах. И когда годы спустя он вспоминал тот день, он благодарил Судьбу, за то, что направила Лена в тот переулок. Но тогда он этого не осознавал — насколько ему повезло. Мальчишка был крайне недоволен, что его так бесцеремонно лишили свободы.

— Ешь, — он поставил перед носом парнишки тарелку с вчерашними котлетами и кружку чая. Тот высоко задрал острый нос, но в животе предательски заурчало, и рыжий опустил голову в тарелку. — И не вздумай сбегать.

— Иначе что? — дерзко бросил мальчишка, ухитряясь быстро жевать и говорить одновременно. — Посадишь на цепь?

— Нет, ты ведь не зверь, чтобы с тобой так обойтись, — спокойно ответил инспектор, присаживаясь напротив. — Тем более, ты и сам не захочешь уходить. По крайней мере, первое время.

— Это еще почему? Домишка у тебя так себе, с чего бы мне с легавым его делить.

— Ты ведь из банды Летса Косого?

Мальчишка сразу весь подобрался, чем выдал себя.

— А почему сбежал? — продолжил допрос своего невольного гостя Крейл.

Тот помолчал, но все же ответил, глядя прямо в глаза инспектору:

— Ловушку почуял.

— И своих не предупредил?

Мальчишка передернул одним плечом.

— Они бы мне не поверили. Еще бы приняли за стукача. Откуда вы про Косого знаете? Вы его взяли?

— Взяли, — подтвердил Альберт. — И его, и всю банду, кроме вот тебя.

Оранжевые глаза зло блеснули из-под медных волос.

— Вы теперь и меня сдадите?

— Хотел бы — сразу бы сдал, — хмыкнул инспектор, откинувшись в старом кресле. — Но я этого не хочу. И ты не хочешь. Поэтому оставайся.

— Предлагаете? — презрительно бросил мальчишка. — То есть я могу уйти?

— Можешь, но стоит ли? Ты ведь не дурак и должен понимать, что твои «друзья» сделают с тобой, единственным выжившим в облаве. Поэтому и предлагаю: поживи пока у меня.

— Зачем вам все это?

Альберт помедлил, не зная ответа на этот вопрос.

— Считай, что мне скучно, — и одиноко, мысленно добавил он.

Мальчишка остался. Он оказался далеко не таким простым, каким казался.

— Умеешь читать?

Лен быстро обернулся и сунул книгу на место.

— Умею, — с вызовом ответил он. — Пока совсем мелким был, помогал книжнику одному. Потом тот от холеры помер.

— Не хочешь пойти в школу? — предложил Крейл.