Слепое пятно - hey jenn

— Кстати, тебе не холодно? Ты в одной майке, — только теперь он обращает внимание на мою одежду и, даже не успев получить ответа, снимает пиджак.

— Я не… — не успеваю закончить, как нагретая его телом ткань ложится на мои плечи, — впрочем, уже не так важно.

— Не хочу, чтобы ты заболела, — он улыбается и возвращается к балконным перилам, оглядываясь в приглашающей манере.

Какое-то время мы молча стоим и вдыхаем холодный воздух. На нём серые клетчатые брюки, темно-зеленая рубашка лесного оттенка и красивые запонки из белого золота. На руке те самые часы.

— Подарок Линды? — киваю на руку, имея в виду оба украшения сразу.

— Да, — он улыбается и поглаживает циферблат, — раньше не понимал подобных вещей, но не хочу её расстраивать.

— Людям свойственно меняться в любви? — случайно озвучиваю мысли вслух и прикусываю кончик языка: не хочу, чтобы он принял мои расспросы за ревность.

— Определенно, — он медленно кивает и задерживает взгляд на моем лице, — жаль, что я поздно это понял.

— И я, — отвечаю на выдохе и грустно улыбаюсь, вспоминая все, как мне раньше казалось, непримиримые разногласия.

— Ты стала носить обручальное кольцо и мамину подвеску, — Микенланджело бросает тихий смешок и поднимает голову к небу, — удивительные метаморфозы.

— Я, — голос на секунду сбивается и пропадает, но мне необходимо сказать все, что лежит на душе, — я раньше не понимала, насколько родными людьми вы для меня являетесь. Ты и вся твоя семья. Мне долгое время было больно от того, как Мона спланировала нашу свадьбу и от того, как ты познакомил меня с ней и папой. Казалось, что ты стыдишься настоящей меня. Эта мысль так плотно засела в голове, что успела срастись со мной с того самого дня. А когда Мона взялась за мой образ: выбор платья, макияжа, цветов, я её буквально возненавидела. Чувствовала, что вы сделаете все, лишь бы утаить от общественности моё нутро и то, кем я на самом деле являюсь.

Ноги и вправду начинают мерзнуть, по телу медленно ползет озноб. Он ничего не говорит. Тишину нарушают глубокие вдохи и выдохи. Понимаю, что сейчас Мик пытается успокоиться и совладать с собой. Молчу, прислушиваясь к редкому цоканью винных бокалов в гостиной.

— Когда, — он вдруг говорит и тут же замолкает, качая головой и вновь тяжело выдыхая: ему явно трудно говорить об этом, но он все равно продолжает, — когда мы выжили и смогли вернуться из экспедиции…

К горлу подступает ком. Я не знаю, о чем Мик хочет сказать, но мы никогда не касались этой темы после того, как оба вышли из комы. Мне казалось, что его не беспокоит это происшествие ни коим образом: он просто хочет жить дальше без воспоминаний о прошлом.

— Мою семью тоже коснулось горе: они не потеряли сына, как другие родители, но потеряли мою нерожденную сестру, их дочь, — Мик опускает лицо в ладони, скрывая от меня глаза.

По телу разносится болезненный разряд. В сердце укалывает тысяча игл в одну секунду. Диафрагму неприятно зажимает и я не могу сделать полного вдоха.

— Родители всегда мечтали о большой семье: несколько детей, огромный дом, пушистая собака на улице. Правда, их желания с самого начала были почти несбыточными. Есть определенные проблемы с зачатием. Ты знаешь, — Микеланджело умолкает и проводит ещё один дыхательный цикл, чтобы успокоить дрожь в голосе, — я поздний ребёнок. Далеко не по их решению — они делали всё. Летали на другой континент, платили огромные суммы, наблюдались у всевозможных врачей, чтобы получить хотя бы малый процент успеха беременности. И прежде, чем мама увидела долгожданные полоски, прошло почти десять лет. Ты вряд ли поверишь, но я не всегда был хорошим ребенком: в юности часто их обижал и расстраивал. Только по окончанию школы пришло понимание, сколько всего они пережили, чтобы привести в этот мир меня.

По щекам текут слёзы. Все пространство в груди заполняется глубоким сочувствием и стыдом за то, что я никогда не пыталась узнать о нём подробнее. Жила с тем, что придумала и сама возвела. Знала ли я хоть какую-то из его травм, проблем или причин становления на самом деле? Знала ли о прошлом, о том, что он когда-то чувствовал и переживал? Все это время мы были почти незнакомыми людьми, хоть и навсегда близкими, связанными и родными.

«Я ничего не знала о нём».

— Мама смогла забеременеть на стыке пятидесяти лет. Без практик и тысячи наблюдений сверху. Бог услышал их молитвы и ответил на них ребенком, который умеренно и гармонично развивался. Никаких патологий, комфортное развитие плода. Я счастлив за них и отправляюсь в экспедицию. Родители узнают пол будущего ребёнка, ждут скорейшего возвращения сына домой, но никаких вестей нет. Мама неустанно молится и старается не терять надежды, хотя она меркнет с каждым днем. Потом ты уже знаешь: зафиксированный обвал на раскопках, эксперты предвещают смерть, по оценкам мы не доходим даже до минимального процента выживания. Мама теряет ребёнка, смерть в утробе.

Я закрываю рот ладонью и всхлипываю вслух, больше не в силах сдерживаться. Глазами, полными слез, смотрю на его закрытое руками лицо и понимаю, что он тоже живой. Ему тоже было больно всё это время. Мягко отталкиваю его от перил и захватываю в крепкие объятия, утыкаясь лицом в рубашку. Обнимаю и реву, не в силах что-либо сказать и как-то утешить. Он нежно прижимает меня к груди и осторожно поглаживает волосы. Мы пытаемся нормализовать дыхание, успокоить внутреннюю боль, от которой невозможно спрятаться.

Около десяти минут молчания.

Тихих всхлипываний, холодных слез и рваных выдохов. Замерзшие ноги, иглы в сердце, сметающая всё на своем пути тоска. Неловкое шмыгание, никогда не умирающая любовь и теплая нежность рук.

— Родители считают тебя почти своей дочкой. Без фанатизма, конечно, но не могут отделаться от этого ощущения и родственных чувств. Мама никогда не хотела тебя оскорбить: наоборот порадовать, снять тяготы свадебного планирования. Я никогда бы не подумал, что для тебя это важно. Стоило спросить. Прости за то, что испортил наш день для тебя.

— Я никогда не хотела играть пышную свадьбу, — качаю головой, вжимаясь лбом ему в грудь, — мне всегда было всё равно. Просто это стало ещё одним поводом затаенной обиды и злобы. Мне нравилось винить тебя во всём, видеть только негатив и зацикливаться на нём. Ты никогда не делал мне больно, хотя я тебе делала постоянно. Нужно было честно открываться, откровенно разговаривать, не лгать в глаза и не