Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - Эдуард Тополь

Big man have a big heart…

Нет, ты не хочешь умирать, старик! Никто не хочет умирать!

Да, вчера, в ответ на тост и пожелания еще восьмидесяти счастливых лет, ты сказал, что в жизни каждого мужчины самые счастливые — это первые восемьдесят лет, а теперь, ты сам сказал, самым счастливым днем твоей жизни станет день, когда ты не проснешься. Но это только красивые слова, старик! Даже лежа на смертном одре ты скажешь заранее, наверное, заготовленный экспромт: «Я умираю, но в интересах Германии это невозможно».

И белые крылья Кэтти, широкие, как у аиста, будут в этот миг над тобой…

…

Княгиня Екатерина Николаевна Орлова-Трубецкая умерла 22 июля 1875 года.

Князь Николай Алексеевич Орлов скончался 29 марта 1885 года. Оба похоронены в Самуа, Франция.

Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильгельм-Фердинанд герцог фон Лауэнбург князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен, первый канцлер Германской империи, прозванный «Железным канцлером», умер 30 июля 1898 года в возрасте 83 лет. Похоронен во Фридрихсруэ, Германия. Согласно его завещанию, из всех его многочисленных орденов и наград в гроб вместе с ним положили только агатовый брелок с надписью «Kathi» и портсигар, в котором он хранил ветку оливкового дерева из окрестностей Понт-дю-Гар.

В сентябре 2012 года, дописав роман, автор этих строк с небольшой киногруппой проехал по описанным местам — Биарриц, Фонтенбло, Париж, Берлин, Фридрихсруэ. В Берлине мы встречались с Гансом Фридрихом фон Плёцом, бывшим послом Германии в России, чей прадед был депутатом Прусского ландтага и которому Бисмарк подарил свой портрет. На фоне этого портрета мы взяли у господина фон Плёца киноинтервью, в котором он сказал:

«Я думаю, что эта история может быть рассказана. Поскольку, если нынче на улице вы спросите о ней молодых людей, они скажут: „Неужели?“ И потому эта история делает Бисмарка более человечным. А, во-вторых, это важный факт его жизни, он имел большое влияние на него».

Кроме господина фон Плёца мы встречались с парижанином князем Александром Трубецким, и вот что сообщил нам князь: «Отец Екатерины Трубецкой жил во Франции в Самуа, активно занимался благотворительностью и там похоронен. Он принял католицизм. Екатерина Трубецкая действительно изменяла своему мужу графу Орлову (в то время послу) с Бисмарком, который поддерживал с ней отношения, чтобы попытаться получить конфиденциальные сведения о российской дипломатии. Французы называют это „постельной дипломатией“. Сведения о Трубецкой и этой истории можно найти в путеводителе Michelin, посвященном региону Фонтенбло (город Самуа находится недалеко)».

Ну, что касается «постельной дипломатии», с помощью которой Бисмарк якобы «пытался получить конфиденциальные сведения о российской дипломатии» у двадцатидвухлетней Кэтти, то я готов поспорить на эту тему с кем угодно, даже с профессиональными историками и биографами Бисмарка. Впрочем, думаю, достаточно прочесть мой роман…

Но постскриптум я пишу вовсе не для исторических дебатов. А хочу сказать, что спустя ровно 150 лет с начала романа Отто фон Бисмарка с Кэтти Орловой-Трубецкой мы начали свое путешествие по местам этого романа тоже с Биаррица — действительно райского места, волшебного и романтического. И в первый же день увидели на берегу белых аистов, а еще — как современная «Кэтти», юная и пленительная, с разбегу вбегает в изумрудно-пенные волны и как тысячи брызг, сияя на солнце, взлетают в воздух вокруг нее.

А когда оглянулись на гуляющих по променаду курортников, то вдруг там, вдалеке, на rue Gardere, заметили спускающегося к берегу высокого старика в широкополой соломенной шляпе.

«Господи! — подумал я. — Да ведь они оба здесь, в Биаррице!»

А, впрочем, где же им еще быть?

США-Россия, 2000–2012 гг.

Секретное донесение князя Орлова императору Александру II

Франкфурт. 1 октября 1879 г.

«Сир, в этом отчете я хочу дополнить краткие, но весьма точные выводы, которые уже были отправлены господину фон Гирсу [Карл фон Гире — секретарь князя Горчакова в Министерстве иностранных дел] моим коллегой и другом в Берлине [имеется в виду посол в Берлине Сабуров П. А.].

Я нашел Бисмарка заметно постаревшим и сильно уставшим после лечения в Гаштейне (Gastein), где он не переставал работать и занимался серьезными вопросами. Но несмотря на это, дух его все так же деятелен и силен, речи, как и раньше, ясные и энергичные. Он сразу же перешел к политике. Ниже — самые важные пункты нашей беседы, сохранившиеся у меня в памяти:

1. Конфликт между двумя канцлерами исчерпан. Бисмарк поручил мне передать князю Горчакову дружеские приветы с заверением, что полемика в прессе, которая, как уверяет немецкий канцлер, его совершенно не интересует, никогда не повлияет на его уважение и симпатии к нашему канцлеру.

2. Бисмарк признает, что его мучает „кошмар коалиции“. Вот его слова: „Великие державы нашей эпохи похожи на путешественников, незнакомых друг с другом и волею случая оказавшихся в одном вагоне: они наблюдают друг за другом, и когда один тянется рукой к своему карману, другой уже взводит свой револьвер, чтобы успеть выстрелить первым“. Здесь я не мог не заметить, что попутчик, возможно, хотел всего-навсего достать из кармана платок и что подозрение с равным успехом, как и неосмотрительность и неосторожность, может привести к ошибке.

3. С таким недоверием и склонностью к подозрениям Бисмарк расценивает сосредоточение и расквартирование нашей кавалерии в Польше как умысел и не сильно дружелюбное намерение. Прусский генеральный штаб видит в этом дамоклов меч, нависший над теми провинциями, которые обеспечивают Германии бо́льшую часть пополнения конского состава (возможно, имеется в виду, что снабжают их ремонтными лошадьми. — Прим. мое). Кайзеру Вильгельму и его канцлеру было предложено перебросить из центральных областей Германии в Восточную и Западную Пруссию 20 кавалерийских полков; Бисмарк пояснил, что пока этот план отложен, поскольку такое решение означало бы „противопоставить недостатку гарантий (любезностей) угрозу“. Я спросил его, почему его так беспокоит передислоцирование наших войск, ведь наша кавалерия всего только снова занимает те же квартиры, в которых она квартировалась до войны. Он признал, что резкие и горячие статьи в нашей прессе внушили немецкому штабу опасения, которые раньше воспринимались как ребячество.

4. Бисмарк уверял меня, что в августе он получил от господина Ваддингтона (французский министр-президент и министр иностранных дел) известие о том, что уполномоченные, но неофициальные лица зондировали позицию французского правительства касательно заключения русско-французского союза. Я заметил, что, на мой взгляд, история совершенно неправдоподобна, но я уточню все по своему возвращению в Париж. В любом случае, поведение господина Ваддингтона доказывает, что он не только англичанин по происхождению и во вкусах, но и пруссак в своих опасениях. Бисмарк также заговорил со мной о нашем якобы влиянии на французскую прессу. Его агенты заверили его, что „L’Estafette“ и „La France“ — мои наемники. В последней публикуются иногда петербургские письма, которые написаны женщиной, и чье происхождение известно Бисмарку так же хорошо, как и мне, и которые едва ли его беспокоят. Но „L’Estafette“ — это газета, выпускаемая на деньги принца Наполеона. Я посоветовал Бисмарку держать ухо востро со своими тайными агентами, которые так же, как и наши, большей частью — поляки, и любят валить все в одну кучу, а информация почти всегда оказывается неточной.