Волны любви. Маленькие семейные истории - Диана Вран

купить билет на самолёт до Филадельфии, я долго сидел, тиская бумажку, на которой Людвига записала мне номер телефона Вальтера, и никак не решался позвонить. Когда по трансляции объявили, что совершил посадку борт из Берлина, я вдруг подумал, а не слетать ли мне в Берлин. Ведь я там не был никогда. Во времена моего детства и юности это была столица другого государства. Через два часа я уже вышагивал степенным шагом по Унтер-ден-Линден по направлению к Бранденбургским воротам.

Вечером, уставший и довольный, потягивая перед телевизором в гостиничном номере пиво и наслаждаясь литературной немецкой речью с экрана, я взял телефон и набрал номер с бумажки. Я сразу узнал его голос, густой, бархатный, с нотками неповторимого баварского диалекта.

— Андреас?! Брат, неужели это ты? Как же тебя угораздило меня вспомнить? Вообще, откуда ты звонишь?

— Вальтер, я так рад тебя слышать, что даже сам не хочу ничего говорить, а только слушать тебя.

— Нет-нет, давай говори, иначе мне покажется, что это сон. Откуда ты звонишь и кто тебе дал мой номер?

— Номер твоего телефона мне дала Людвига. А звоню я из Берлина, попиваю пиво в гостиничном номере и развлекаюсь звонками разным придуркам. А ты где сейчас обосновался?

— Андреас, это же здорово, что ты в Берлине. Давай к нам, всего то сто двадцать километров. По автобану мигом домчишь.

— Вальтер, увидеться это вообще мечта. Старость что ли, хочется обняться и в грехах покаяться, а то бессонница замучила. Виноват я перед тобой, перед Линой.

— Андреас, тебе обязательно надо приехать к нам. Я познакомлю тебя кое с кем, кто научит тебя как прощаться с прошлым.

— Вальтер, давай я утром решу. А кое-кто это кто? Это женщина? Я слышал что-то о твоих амурных делах, правда, уже давненько.

— Давай, приезжай. Мы живём с Линой тихо и скромно. Это у тебя, наверное, бурная жизнь. Будет что рассказать, а нам будет что послушать.

Живут с Линой? Любопытно. Пожалуй, действительно стоит съездить.

Я приехал в Штендаль в полдень. Таксист привез меня на тихую улицу пригородного поселка.

Брат встретил меня радушной и искренней улыбкой. Я уже отвык от таких в своей Америке. Он возмужал, немного раздался в плечах, но был также худ, как в юности, и высок. Он провел меня в гостиную, обставленную несколько архаично.

— Лина уехала по магазинам за продуктами. Сегодня ведь суббота, завтра магазины не работают. Может быть, пока пиво? Давай, рассказывай брат, как ты оказался в Берлине. Да, кстати, если ты видел Людвигу, значит ты был в Кемптене. Ты часто видишься с отцом?

Во время моего рассказа приехала Лина. Я сидел лицом к входной двери и видел как она вошла в прихожую и прошла, видимо, на кухню. Вслед за ней, нагруженный пакетами, проследовал парень. Я решил, носильщик из магазина. Когда Лина вышла в гостиную, я удивился как она изменилась. Похорошела, здоровый цвет лица, фигура приобрела черты женственности, глаза сияли. Таких глаз у нее не было в юности, это точно. Радостно улыбаясь, она бросилась в мои объятия. Обнимая её, я увидел как парень чересчур по-хозяйски поднимается по лестнице, а потом услышал как за ним закрылась дверь на втором этаже. Я вопросительно посмотрел на Вальтера. Брат взял трубку, нашел номер и дождавшись ответа, сказал:

— Хенри, спустись к нам, пожалуйста. У нас важный гость. Ты должен с ним познакомиться.

Снова хлопнула дверь. Парень, не доходя по лестнице несколько ступеней, ловко перепрыгнул через перила и пошел в нашу сторону.

Долговязый подросток, совсем мальчишка, он шел, высоко держа голову. Линия плеч прочерчена как по линейке. Длинные ноги мальчишка выбрасывал далеко вперёд, а свободно висящими вдоль тела руками немного загребал назад…

Горячая волна послеполуденного зноя прокатилась по комнате. Как наяву я увидел площадь в центре нашей деревни…

Мне шесть лет, и я сижу на ящике из-под шиповникового сиропа возле аптеки, где меня оставил дедушка. Рядом со мной на стуле дремлет старый аптекарь, давно отошедший от дел и передавший свое ремесло дочери и зятю. Я наблюдаю за двумя белками, что то ищущими в шелухе от еловых шишек, толстым слоем устилающей площадь.

Вдалеке со стороны почты показался дедушка. Он идёт, высоко держа голову. Линия плеч как будто прочерчена по линейке. Длинные ноги дед выбрасывает далеко вперёд, а руками, свободно висящими вдоль туловища, чуть загребает назад. Стайка кур во главе с петухом с резким кудахтаньем разбегается из-под его ног.

Старый аптекарь оживает, больно тыкает корявым пальцем в мою коленку и говорит:

— Смотри, мальчик, вот идёт барон Риггерт. Когда-то мы с ним стояли в дозорах на Пасса Дель Стельвио. Было трудное, но славное время. Да… Учись ходить как он и ты многого достигнешь в жизни.

— Господин Райнберг, это мой дедушка.

— Дедушка? Разве у барона есть внуки? Когда мы с ним грели своими телами камни на Пасса, барон был неженат.

Я оставляю аптекаря с его туманными воспоминаниями, а сам бегу навстречу дедушке. В холщовом мешке у меня за плечами звякают пузырьки с купленными в аптеке отцовскими растираниями и ощутимо бьют меня по спине…

По белому снегу

По вторникам и четвергам я возвращался домой не раньше двенадцати ночи. Людвига давно смирилась с этим и уже не предпринимала попыток усовестить меня возрастом, состоянием здоровья. Более того, она сама уже жила в этом ритме и свои обязанности кухарки, медсестры, домоправительницы отправляла с учётом моего образа жизни.

Во время ночных бдений в ожидании моего возвращения Людвига усаживалась перед телевизором и с замиранием сердца погружалась в мир ужастиков и фэнтези, которыми был заполнен ночной телеэфир. Когда я возвращался, телевизор в одиночестве надрывался на все голоса, а Людвига сладко похрапывала в кресле. Телевизор я не любил и смотрел очень редко, но всегда радовался, если по возвращении домой он встречал меня живыми голосами.

Мой дом стоит мертвый с тех пор, как умерла Марлиз. Только телевизор да редкие вечеринки у секретаря Кляйзера создают сейчас иллюзию жизни в нем. Несколько лет назад, да