У дьявола в плену - Карен Рэнни

— А Египет? Его вы полюбили?

— Я ни минуты не жалел о том, что приехал. Несмотря на копание в грязи и скуку. Так же, как мой отец, я обнаружил в себе тягу к прошлому, необходимость изучать его и делать открытия. Можно сказать, что Египет послужил толчком, пробудившим мой интерес к другим странам.

— А раскопки?

— Я узнал, что раскопки — это частично наука, а частично воображение. Вы находите саркофаг фараона и воображаете себе царицу, их детей, их жизнь во дворце, который, кстати, тоже только что обнаружен. Или вы представляете себе строителей гробниц — где и как они жили? Были ли они женаты или холостяки, были ли у них жены или возлюбленные, дети? Или, например, выдержите в руках черепок глиняного горшка и думаете: кто пользовался им последним? Он разлетелся на куски под давлением земли, или кто-то вышвырнул его в порыве ярости? Или его растоптало какое-то животное? А может, он треснул от огня, когда в нем готовили еду?

— Между тем вы все же стали экспертом по Востоку, а не по Египту.

Он улыбнулся:

— Нет, не экспертом. Меня интересовала культура, а у моего дяди были там деловые интересы.

— Но вы приобрели репутацию знатока Востока, иначе вас не посылали бы с дипломатическими поручениями.

— Возможно, интерес к дипломатии был результатом той поездки в Египет. Мы с отцом были, в сущности, чужими, и мне надо было найти способ общаться с ним. Но это происходило скорее от отчаяния, чем от пристрастия к делам дипломатии.

— Вы больше не возвращались в Египет?

— Нет. У меня никогда не было на это времени.

— Что случилось с вами в Китае?

Он внимательно на нее посмотрел, словно прикидывая, сможет ли она выдержать, если он расскажет ей правду или хотя бы часть ее. Она была сильнее многих знакомых ему женщин, но при этом более наивной.

— Что вы думаете о нашем мире, Давина?

Он видел, что вопрос удивил ее.

— С таким же успехом вы могли бы спросить меня, что я думаю о жизни, Маршалл.

— Тогда — что вы думаете о жизни?

Она нахмурилась, но все же ответила:

— Жизнь не всегда справедлива, не всегда приятна или добра. Вы это хотите услышать?

Он покачал головой:

— Вы никогда не сталкивались с уродливой стороной жизни или с ее ужасами. Почему именно я должен быть тем человеком, который раскроет перед вами этот темный мир, Давина?

— Мне будет легче, если это сделаете вы, потому что появится рука, за которую я буду держаться. А еще лучше, если окажется кто-то, кто обнимал бы меня всякий раз, когда я буду узнавать что-то неприятное или страшное.

Она встала и сделала шаг к нему.

— Что случилось с вами в Китае, Маршалл?

Он намеренно не смотрел на нее и взял с полки небольшую статуэтку птицы, внизу которой в овале была какая-то надпись.

— Вы видите эти буквы?

— Демотическое письмо? Кажется, это разновидность египетского письма?

Ей удалось в очередной раз удивить его.

— Нет, нечто другое. Демотическое письмо использовалось в официальных текстах и договорах. А это иероглифы. Их используют довольно широко, поскольку они более понятны людям.

Она нахмурила лоб.

— Если вы, конечно, знаете, как их читать, — улыбнулся он. — Я потратил немало времени, чтобы расшифровать их.

С самого детства у него была тяга к языкам, но на этом языке не говорили. Это был мертвый язык, но иероглифы вырезали на каждой статуэтке, которую его отец присылал из Египта. Даже найденные им ожерелья и браслеты были украшены символами. Письменность Египта в отличие от большинства языков, которые он изучал в своей жизни, требовала тщательного и глубокого изучения. Но его неизбывное желание понять давало ему занятие на каждый день, было причиной вставать с постели и уходить из дома на поиск нового мира.

Те же чувства он испытывал в браке с Давиной, но пока не был готов это проанализировать.

Он достал из ящика письменного стола свиток папируса, который он в это время переводил.

— В письменности каждого языка есть свои особенности, и иероглифы не исключение.

Он с великой осторожностью развернул папирус и разостлал его на столе так, чтобы они оба могли его читать.

— В английском языке текст читается слева направо. В иероглифическом письме все не так просто. Люди и животные всегда смотрят в сторону начала текста. Видите эту птицу? — Он указал на стилизованное изображение птицы, похожей на ворону. — Она смотрит налево. Отсюда вы начинаете читать. Однако очень часто вы увидите, что фигуры смотрят вправо, и это означает, что читать надо справа налево.

— А это что за колонки? — Она осторожно провела кончиком пальца по четырем колонкам текста.

— Египтяне любили симметрию. Вы можете встретить по две колонки одна напротив другой с совершенно одинаковым текстом, но читаемым в обратном направлении.

Ее глаза были устремлены на лежавший перед ней документ, а пальцы невольно гладили буквы, которые были написаны около двух тысячелетий назад.

— Такой тип письма, — продолжал Маршалл, — почти всегда идет сверху вниз, так что даже если есть строчки текста, надо сначала читать верхней знак.

— Но не всегда?

— Не всегда. Однако давайте пока оставим это предположение.

Он указал на один знак.

— Сначала подумайте о пробелах. Размеры неиспользованного или напрасно потраченного пространства были сведены до минимума. Именно по этой причине вы иногда можете встретить символы над и под знаком, тогда как они должны быть до или после него. Кроме того, вид знака может быть изменён из эстетических соображений или из уважения.

Она не задала вопрос, но он прочел его в ее глазах.

— Слово «бог» и имена богов и богинь писались до всех остальных знаков. То же правило относится и к слову «фараон».

— И вы изучили все это за один год?

Он покачал головой:

— Нет. Эти особенности иероглифики обнаружили другие ученые, а я просто прочитал о них. И добавил то, что они открыли, к своим собственным знаниям.

Она указала на знак, похожий на перевернутую девятку:

— А это что?

— Это символ, обозначающий цифру сто. Чтобы, например, написать пятьсот, вы должны начертить этот символ пять раз подряд.

Она выбрала наугад строчку знаков и спросила:

— Что здесь написано?

— «Он в восторге от того, что ты сказала».

Она взглянула на него с удивлением.

— Полагаю, что это любовное стихотворение, — ответил он на ее немой вопрос. — Но я пока не закончил его расшифровывать.