Я подарю тебе солнце - Дженди Нельсон

Я вынимаю лимон.

– Что? Неловко за меня? – Я вспоминаю, как сказала ему такое однажды – что мне за него стыдно, – и содрогаюсь от воспоминаний о том, какой я тогда была. Возможно ли, что наши души поменялись телами? В третьем классе миссис Майклз, учительница по рисованию, велела нам нарисовать автопортреты. Мы с братом сидели в разных концах класса и, даже не обменявшись взглядами, нарисовали друг друга – я его, а он меня. Вот и сейчас иногда такое чувство.

– Я не это хотел сказать, – говорит Ноа, проводя рукой по своим пышным волосам, но обнаруживает, что их нет. Вместо этого он кладет руку на затылок.

– Это.

– Ну ладно, это. Потому что это реально стыдно. Собрался сегодня за обед заплатить, полез в карман, а там вот что. – Он достает горсть семян и горошин – это очень сильный защитный амулет.

– Ноа, я просто стараюсь тебя уберечь, хотя ты сертифицированный артишок.

– Джуд, ты совсем двинулась.

– Да ты знаешь, что двинутые люди делают? Устраивают вечеринку на вторую годовщину смерти матери.

По его лицу расходится трещина, но уже через миг заклеивается обратно.

– Я знаю, что ты там! – хочу крикнуть я. Это правда, я знаю.

Вот почему:

1. По его придурочной помешанности на прыжках с обрыва и тому величественному виду, который я наблюдала сегодня, когда он летел по небу.

2. Иногда Ноа, бывает, сидит, сгорбившись, в кресле, лежит у себя на кровати или, свернувшись клубочком, на диване, я машу рукой у него перед лицом, а он даже глазом не моргнет. Как будто слепой. Где он бывает в такие моменты? Что он там делает? Я-то подозреваю, что рисует. Что за непроглядными стенами этой крепости, построенной из всех возможных условностей, в которую он превратился, находится офигенский музей.

И самое главное: 3. Я выяснила (не один он смотрел историю моих запросов), что Ноа, который почти не пользуется Интернетом (он, наверное, единственный подросток в Америке, равнодушный к виртуальной реальности и социальным сетям), публикует на сайте «Утраченная связь» сообщение, почти каждую неделю, и всегда одно и то же.

Я за этим слежу – ему ни разу не ответили. Я уверена, что он пишет Брайену, которого я не видела со дня маминых похорон, он, насколько мне известно, не возвращался в Лост-коув, после того как его мать переехала.

К слову сказать, я в курсе, что творилось между Брайеном и Ноа, даже если никто другой этого не замечал. Когда он тем летом возвращался по вечерам после встреч с ним, он рисовал Ноа и Брайена, пока у него не начинали болеть и пухнуть пальцы настолько, что он подходил к холодильнику и засовывал руки в морозилку. Он не знал, что я наблюдаю за ним из коридора и вижу, как он стоит у холодильника, прижавшись лбом к холодной дверце; он закрывал глаза, а его мечты кружили рядом с телом.

Как только он уходил утром, я просматривала его тайные альбомы, которые он прятал под кроватью. Казалось, что Ноа открыл целый новый спектр красок. Новую художественную галактику. Как будто он нашел мне замену.

Чтобы вы знали: больше всего на свете я жалею о том, что пошла с Брайеном в гардеробную. Но той ночью их история не закончилась.

Я о многом жалею, что делала тогда.

Увы, те семь минут с Брайеном в гардеробной не были худшим из моих поступков.

Брат смотрит вниз, на ноги. Пристально. Я не знаю, о чем он сейчас думает, и от этого начинает казаться, что у меня полые кости. Он поднимает голову.

– Вечеринка будет не в тот самый день. А накануне, – тихо говорит Ноа, и его темные глаза такие же мягкие, как и у мамы.

И хотя мне меньше всего на свете хочется, чтобы рядом со мной собирались серфингисты типа Зефира Рейвенса, я соглашаюсь.

– Хорошо, – отвечаю я вместо того, что сказала бы, если бы у меня во рту все еще был тот магический лимон. – Прости меня. За все.

– Может, хоть в этот раз придешь? – Брат показывает на стену. – В чем-нибудь из этого? – В отличие от меня самой, комната у меня очень девчачья, я же столько платьев шью – и развевающихся, и не только – и развешиваю их на стенах. Это как будто друзья.

Я пожимаю плечами:

– Я не тусуюсь. И в платьях не хожу.

– А раньше ходила.

Я не отвечаю, что он раньше занимался творчеством, интересовался мальчиками, разговаривал с лошадьми, а на мой день рождения притащил луну через окно.

Если бы мама сейчас вернулась и ее вызвали бы в полицию на опознание, она бы не узнала ни одного из своих детей.

Да и папу тоже, он как раз материализовался в дверном проеме. У Бенджамина Свитвайна: кожа стала напоминать серую глину как по цвету, так и по фактуре. Штаны всегда велики и неловко затянуты ремнем, так что выглядит он как пугало, и кажется, что если ремень снять, то он превратится в гору соломы. В этом, возможно, я виновата. Мы с бабушкой слишком много колдовали на кухне по библии.

Помимо прочего, папа теперь всегда вот так появляется, без, как это сказать, предвещающих шагов? Мой взгляд перемещается на его обувь, она есть на ногах, а они стоят на полу, носками в правильную сторону – хорошо. В общем, время задаться вопросом, кто в этой семье призрак. Почему умершего лучше видно, чем живого. В большинстве случаев я узнаю о том, что папа дома, по звуку смыва в туалете или включенному телевизору. Он больше не слушает джаз и не ходит плавать. Теперь он в основном смотрит в пустоту с далеким и непонимающим выражением лица, словно пытается решить непобедимое математическое уравнение.

И ходит гулять.

Эти прогулки начались на следующий день после маминых похорон, когда дом еще был полон ее друзей и коллег.

– Пойду пройдусь, – объявил он мне, вышел через черный ход и оставил меня (Ноа был неизвестно где) и вернулся домой, только когда все разошлись. И на следующий день то же самое: – Пойду пройдусь. – И на следующий, и в последующие недели, месяцы и теперь уже годы, и все сообщают мне, что видели моего отца на Олд-майн-роуд, в двадцати пяти километрах от дома, или на Бандитском пляже, который еще дальше. А я воображаю, как его сбивают машины, уносят беспощадные волны, съедают горные львы. Воображаю, что он не возвращается. Я раньше подходила к нему, когда видела, что он собирается, напрашивалась с ним, на что папа всегда отвечал: «Милая, мне надо подумать наедине с собой».

И пока он думает, я все жду телефонного звонка с новостями о несчастье.

Так всегда говорят: Случилось несчастье.

Мама тогда ехала на встречу с папой. Они разошлись примерно за месяц до этого, он жил в отеле. Перед выходом она сказала Ноа, что попросит папу вернуться домой, чтобы мы снова жили всей семьей.