Вербное воскресенье - Курт Воннегут

«Тринадцать орудий несли смерть обреченным десяти тысячам. Они замешкались, они постояли минуту под шквалом огня и устремились назад, как мякина, гонимая ветром. Четвертая часть их погибла, не успев добежать до вершины вала; три четверти кинулись в ров и утонули.

Через десять коротких минут после того, как мы открыли огонь, вооруженное сопротивление неприятеля было сломлено, кампания окончена. Мы, пятьдесят четыре человека, стали владыками Англии, Двадцать пять тысяч мертвецов лежали вокруг нас»[12]. Конец цитаты.

Какой смешной финал!

Марк Твен умер в 1910-м, в возрасте семидесяти пяти лет, за четыре года до начала Первой мировой. Я слышал, что он в «Янки из Коннектикута» предсказал эту и все последующие войны. Но истинным предсказателем был не Твен, а сама завязка.

Как, должно быть, поражен был этот весельчак, увидев, что невинные шутки насчет технологий и предрассудков неотвратимо привели его историю к жуткому финалу. Внезапно кошмарно — все, что казалось таким понятным на протяжении всей книги, вдруг смешалось: кто герой, кто злодей, кто мудрец, а кто дурак? Я спрашиваю вас, кто сильнее обезумел от предрассудков и жажды крови — люди с мечами в руках или люди с пулеметами Гатлинга?

Мне кажется, что фатальная завязка «Янки из Коннектикута» остается главной предпосылкой западной цивилизации и все больше становится предпосылкой цивилизации мировой, а именно: самые благоразумные, приятные во всех отношениях люди, обладатели современных технологий, будут блюстителями здравого смысла на планете.

Мне нужно повторять финал «Янки из Коннектикута»?

Не нужно.

Возвращаясь к мастерству рассказчика, напомню простую истину, которую полезно усвоить: любую историю формирует завязка, но автор должен позаботиться о языке и настроении.

Сегодня, через сто лет после постройки этого дома, для меня как для американца очевидно, что мы не были бы нацией с гибким, веселым, иногда поразительно красивым языком, если бы не гений Марка Твена. Только гений мог так замечательно переврать нашу речь, наше остроумие, наш здравый смысл — для нас самих и для остального мира.

В сердце всех его историй живет очаровательный американец — сам Твен. Мы можем быстро забыть об этом, поскольку он умудрялся убедить читателя, будто они с автором похожи, как родные братья. Лучше всего это выходило у Твена в обличье юного лоцмана и Гекльберри Финна. Выходило так искусно, что, едва ступив на американский берег, какой-нибудь беженец из Вьетнама ощущал при чтении этих книг в самом себе что-то от неповторимо американского шарма Марка Твена.

Это чудо. Таким чудесам есть название — миф.

Представьте себе, какого бы мы сейчас мнения придерживались о себе и какое мнение имели бы о нас другие, если бы не мифы о нас, созданные Марком Твеном. Представьте и попробуйте рассчитать наш долг перед этим человеком.

Просто человеком. Обычным человеком.

Я назвал первенца в его честь.

Спасибо вам за внимание.

Я лучше, чем большинство коллег, умею шутить письменно.

Правда это или нет, но 20 мая 1978 года я выступал на выпускной церемонии во фридонском колледже, что в городе Фридония, штат Нью-Йорк. В числе прочего я упомянул в речи некоторые свои теории, как работают шутки и почему они смешные.

Староста вашего класса только что сказала мне, что ее достала фраза «Хорошо, что я рос в другое время». Я могу ей ответить — хорошо, что я рос в другое время.

Президент Билль не хотел, чтобы в его прощальном обращении к вам встречались какие-то неприятные моменты, поэтому он попросил меня сделать следующее объявление: «Всем, кто не погасил задолженность за парковку, лучше сделать это до отъезда из общежития, иначе не видать им оценочных листов».

Когда я был маленьким, в Индианаполисе жил юморист Кин Хаббард. Каждый день «Индианаполис ньюс» печатала несколько его фраз. В Индианаполисе без юмористов никуда. Порой Кин показывал себя остряком почище Оскара Уайльда. Он, к примеру, сказал, что «сухой закон» лучше, чем жить вообще без выпивки. Мечтал запатентовать безалкогольную водку. Говорил, что бедность не порок, но большое свинство. Как-то раз его пригласили на выпускную церемонию, после чего он заявил, что было бы гораздо лучше, если бы по-настоящему важные вещи ученикам объясняли все четыре учебных года, а не вываливали в последний день.

Так вот. Полагаю, что во Фридонии все важное вам преподавали в учебное время и мне вас учить не придется. Ну и хорошо. Ведь я могу сообщить вам лишь одно: это конец — конец детства как минимум. Уж извините, как говорили во время вьетнамской войны.

Может, кто-то из вас читал роман «Конец детства» Артура Кларка, один из немногочисленных шедевров научной фантастики. Все остальные написаны мной. В том романе человечество неожиданно переходит на иную эволюционную ступень. Дети вдруг перестали походить на своих родителей, отрешились от всего земного — и в один прекрасный день они ушли в столб света, который увел их с нашей планеты куда-то во Вселенную, в неизведанное. Книга на этом заканчивается.

Но вы, вчерашние школьники, конечно, не так сильно отличаетесь от своих родителей, и я сомневаюсь, что вы устремитесь в небо сияющим столбом, как только возьмете в руки свой диплом. Скорее, вы отправитесь в Буффало, Рочестер, Ист-Квог или Кохоус.

Думаю, все вы хотите заработать много денег и найти настоящую любовь, и это для начала. Я научу вас зарабатывать: работайте изо всех сил. Я научу вас покорять сердца: красиво одевайтесь и не забывайте улыбаться. Выучите тексты модных песен.

Что я могу вам еще сказать? Употребляйте больше отрубей, грубые волокна полезны для пищеварения. Единственный совет, который мне за всю жизнь дал мой отец: «Не засовывай ничего себе в уши». В ушах находятся самые маленькие кости человеческого организма, кроме слуха, они отвечают за равновесие. Если ковыряться в ушах, можно не только оглохнуть, но разучиться просто стоять на ногах. Так что оставьте уши в покое. Как есть, так есть.

Не убивайте никого. И не потому, что штат Нью-Йорк больше не сажает убийц на электрический стул.

Вот в принципе и все.

Да, еще полезная штука — имейте в виду, что в году не четыре времени года, а шесть. Наша часть планеты не подчиняется Вивальди, и, может, поэтому мы столько времени ходим подавленные. Сами посудите — тут и весна не весна, и ноябрь — разве это осень? Так вот что я вам скажу насчет времен года: весна — это май и июнь. Бывает ли что-то более весеннее, чем май и июнь? Лето: июль — август. Жарко ведь, правда? Осень у нас сентябрь и октябрь. Спелые тыквы… дым от сжигаемых листьев. Следующее время года называется Закрытие. Природа сворачивает все свои дела. Ноябрь и декабрь — не зима. Это Закрытие. Вот январь и февраль — да! Холодрыга та еще. А что потом? Не весна. Открытие! Как еще назвать стылый март и чуть менее зябкий апрель? Март и апрель не весна! Они Открытие!