Наследный принц Андрюша - Владимир Георгиевич Машков

меня прозвали, Бледнолицый. Николай Иванович, не ожидал я этого от вас… Интеллигентный человек, врач, а занимаетесь мошенничеством… Вы хотели разыграть Андрея, а получилось, что разыграли нас… Андрей и его супруга у нас, в надежном месте. В течение двух суток мы ждем выкуп. Но на этот раз, Николай Иванович, давайте без шуток, а то мы шуток не понимаем…

— Алло, я слушаю,— крикнул я в трубку, потому что Бледнолицый неожиданно пропал и вместо него снова появился Хриплый, из чего я заключил, что разговор ведется из телефонной будки.— Все понял, дедуля? Гони монету!

— Извините, а какая сумма? Прежняя? — бессознательно, сам не зная почему, я стремился продолжить разговор.

— В полтора раза выше прежней,— сказал Хриплый и объяснил: — Инфляция, дедуля.

— Согласен, торопливо ответил я, потому что боялся, что он бросит трубку.— Но прошу вас, возьмите меня вместо них… Умоляю.,.

— Да ты не волнуйся, дедуля,— рассмеялся Хриплый. — Твоим внукам у нас хорошо… Но вы с Кузнечиком не тяните резину, а то детки могут простудиться…

— А куда принести?.. — я запнулся, слово «выкуп» мне трудно было выговорить.

— Это не твоя забота, дедуля. Я тебя найду. И не впутывайте в это дело дружков Кузнечика, а то мы — слыхал? — шуток не любим…

Хриплый захохотал и нажал на рычаг. А я с трубкой возле уха ждал, что к телефону подойдет Андрюша и скажет: «Извини, дедушка, я пошутил. Неудачно пошутил, согласен. Но я больше не буду…»

Неужели он стоял в телефонной будке и слушал, как издеваются над его дедом? Нет, на такое Андрюша не способен…

— Кто звонил? — спросила Настя, когда я положил трубку, в которой давно раздавались гудки.

— Это звонил Гоша,— начал я привычно сочинять историю для Насти.— Андрюша задерживается у него на даче. И Анюта с ними. Отмечают день рождения… Чувствуют себя прекрасно, передают нам большой привет…

В середине своей завиральной речи я и сам поверил в то, что говорю.

— Завтра воскресенье,— плел я дальше свою историю, вдохновляясь вниманием слушателей.— Они погуляют в осеннем лесу и к вечеру вернутся…

Я шумно выдохнул. Если бы я не был детским врачом, я бы стал детским писателем. Сочинять небылицы я умею.

По глазам Матвея я понял, что он уже обо всем догадался. Я умолял его взглядом ни о чем не спрашивать. Мол, найдем благовидный предлог, смотаемся на улицу и там обо всем поговорим.

— Сейчас позвоню Свете, скажу, что для волнения нет причин,— я снова направился к телефону, но Настя преградила мне дорогу.

— Ты долго мне будешь лапшу на уши вешать? — огорошила она меня вопросом.

— Настя, где ты нахваталась этих слов? — поморщился я, — Побойся Бога и детей…

Кстати, вот загадка природы. Каким образом Настя слышит подобные выражения?

Но Настю сегодня этим было не устыдить и не остановить.

— Ну, заговорщики, что вы натворили? Я же вижу, что дети попали в беду…

— Какая беда? О чем ты говоришь? — начал было я, но Матвей перебил меня:

— Николай, это тот случай, когда надо сказать правду. У нас, как я понимаю, мало времени?

— Два дня,— ответил я.

— Двое суток,— пересчитал по-своему Матвей.

Мне ничего не оставалось, как рассказать Насте всю правду. О том, как на старости лет мы впали в детство и стали играть в куклы и что из этого получилось.

Против ожидания, Настя восприняла мой рассказ мужественно.

— И чего вы сидите? — накинулась она на нас.— Надо же что-то делать…

— Ты права,— Матвей достал из кармана пиджака записную книжку и принялся торопливо ее листать.

Я понял, что он хочет позвонить своим приятелям из милиции.

— Матвей,— остановил я его,— они сказали, чтобы ты не впутывал своих дружков…

— Да, лучше по телефону не звонить,— Матвей задумался.— А что они еще сказали?

— Что шуток не понимают,— ответил я.

— Люди без чувства юмора — жестокие люди,— вздохнула Настя и повернулась к Матвею: — Давай, что тебе нужно передать? Я отнесу…

— Ты с ума сошла! — возмутился я.— Я тебя никуда не пущу…

— Не волнуйся, я все обдумала,— ответила Настя и не преминула съязвить: — Между прочим, женщины сперва думают, а потом делают, в отличие от мужчин, которые заварят кашу, а расхлебывать должен кто-то другой…

Я не возразил Насте. Да и что я ей мог сказать? Попались мы с Матвеем, как дети…

— Я все обдумала,— повторила Настя,— я схожу к Светлане, постараюсь ее успокоить и попрошу ее зайти к человеку из милиции. Ну, каков план?

— Потрясающе! — восхитился я и пожалел, что мы с самого начала не открылись Насте. Тогда бы, возможно, не было ужасных событий последних часов, тогда наверное, ничего бы не было.

Настя пошла одеваться, а Матвей принялся что-то строчить в записную книжку. Когда Настя в плаще и с зонтом появилась в комнате, Матвей вырвал лист из записной книжки и протянул ей. Настя, как настоящая подпольщица, не сунула его в сумку, а внимательно прочитала написанное и потом, закрыв глаза, повторила про себя. Было заметно, как шевелились ее губы. Открыв глаза, она глянула на листок, и довольная улыбка появилась на ее лице.

— Кажется, склероза у меня еще нет. Наверное, милиции понадобятся их фотографии… Я возьму у Светы, ту, с помолвки… На ней они оба такие красивые…

Настя шмыгнула носом, но тут же взяла себя в руки. Она отдала листок Матвею. Тот вытащил зажигалку и сжег на огне бумажку. Таковы суровые законы конспирации.

— Я скоро вернусь,— сказала Настя,— без меня ничего не предпринимайте.

Само собой получилось, что Настя стала командиром нашей подпольной группы. Даже Матвей вынужден был ей подчиняться. А меня огорчало другое. Как мы ни старались не впутывать в это чисто мужское дело женщин, оказалось, что без них невозможно.

— Вот что,— предложил Матвей, как военный советник,— после того как Света посетит моего приятеля, пускай она нам позвонит и скажет, что была у нашего общего знакомого и что тот обещал одолжить крупную сумму… Из этого я пойму, что ты все передала…

Настя отправилась на задание, а мы с Матвеем принялись обсуждать, где же мы допустили промашку. Даже не промашку — ошибку.

— Что же получается? — недоумевал я.— Мы думали, что мы