Харбин - Алексей Воронков

Мария Павловна подняла лорнет в черепаховой оправе, которым она пользовалась в исключительно редких случаях, и измерила ротмистра взглядом.

– Очень приятно… – сказала она сдержанно и подала Шатурову руку, на которой, вся в праздничных блестках, красовалась черная в тон платью капроновая перчатка. Тот наклонился и легонько дотронулся до нее губами, почувствовав знакомый запах. Ба, да они пользуются одними и теми же духами! – улыбнулся про себя Шатуров. Однако у них хороший вкус. Интересно, чей это выбор – матери или дочери?

Тут же показалось и скучающее лицо Владимира Ивановича. Самое главное для него уже случилось – он выступил со своей небольшой речью перед собравшимися, при этом, к его удовольствию, ему выпало взойти на кафедру вслед за генералом. Но теперь он скучал, не зная, чем занять себя. Слава Богу, появился новый человек, который внес некоторое разнообразие в эту дежурную, на его взгляд, атмосферу праздника. Видимо, Гридасов не был наслышан об этом офицере, поэтому горячо пожал ему руку.

– Очень приятно… Очень приятно, – бормотал он. – Гридасов, Владимир Иванович… До недавнего времени заместитель управляющего дороги.

– Я много о вас наслышан, – приветливо улыбнулся ему ротмистр. – Вы тот человек, чье имя навеки останется в анналах русского Харбина.

Ротмистр сделал прекрасный ход с дальним прицелом. Его слова пришлись старику по душе и подняли ему настроение.

– А какой пламенной была ваша сегодняшняя речь! – продолжал лить бальзам на душу Гридасова ротмистр. – Как там вы сказали? Мы, эмигранты, оторваны от России, но мы остаемся ее живой частицей… Прекрасно! Это и будет отныне девизом в нашей нелегкой судьбе…

Эти слова буквально заставили Владимира Ивановича расчувствоваться.

– Спасибо, голубчик, на добром слове… Очень признателен… – Взяв изящную кисть офицера двумя своими большими клешнями, потряс ее, а на глазах его выступили слезы. – Марьюшка, ты слышала?.. – обратился он к жене. – Человек-то все понимает…

Но Мария Павловна будто бы не слыала его. Она исподволь наблюдала за дочерью, пытаясь понять, что чувствует та, находясь в компании этого опасного человека, которого она назвала своим начальником. Ведь не далее как вчера ее встретила на улице вдова покойного полковника Генриха Карловича Кругеля и, узнав, что Лиза работает под началом Шатурова, кое-что рассказала ей о нем. Да, Тамара Бориславовна слывет большой сплетницей, но сплетня сплетне рознь. Она уверяла, что из достоверных источников ей известно, что ротмистр Шатуров та еще птица. Мало того, что он большой бабник, – он еще связан с преступным миром. Ходят слухи, что и должность-то он свою купил за деньги. Так что, мол, будьте осторожны – этот дьявол может испортить жизнь и вашей дочери. Вроде выходит как по той пословице: поп-то Сава, да не хороша слава.

Однако, глядя на ротмистра, трудно было поверить в то, что он и в самом деле таков, каким его изобразила Тамара Бориславовна. Сдержанный, элегантный, обходительный, он не был похож на негодяя. Говорят, он и воевал неплохо. В штабах не отсиживался – всегда стремился на передовую. И все-таки что-то в нем настораживало Гридасову. Вот почему, к примеру, он до сих пор не женат? Может, его устраивает праздная жизнь? Говорят, у него много денег и он ими разбрасывается направо и налево. И это в то время, когда многие эмигранты испытывают нужду!..

Шатуров тут же уловил настроение Лизонькиной матери и сделал еще один ход.

– У вас очень талантливая дочь. – На этот раз он обращался к Марии Павловне. – Ну, разве это не чудо? – Он напел запомнившиеся ему две строчки из романса. – Разве это не чудо? А как она пела! Я говорю ей: вам нужно заниматься сочинительством музыки и пением. Сегодня это очень полезное дело. Всегда может пригодиться…

– Да, да, голубчик, вы правы, талант свой нужно развивать, – вмешался в разговор Владимир Иванович. – Меня тоже сегодня поразила моя дочь. Я же не знал, что она сочиняет музыку! И пела она хорошо… Ты молодчина, Лиза, – обратился он к дочери. – Но я об этом тебе уже говорил после концерта. Вот и мать довольна, правда, Маша?

Но та пропустила его слова мимо ушей.

– Вот вы сказали: «полезное дело», – обратилась она к Шатурову. – Не объясните, что вы имели в виду?.. Может, карьеру певички кабаре? Так Лизе не нужно это! Она потомственная дворянка, вы понимаете?

Голос ее становится жестким и неприветливым. Ротмистр тут же уловил в нем железные нотки.

– Конечно… конечно… вы правы, – поспешил проговорить он. – Но ведь бывало, что и великие князья, и даже самодержцы не пренебрегали искусством… Взять того же Николая Александровича – он играл на флейте в домашнем оркестре. Другие высочайшие персоны пели, писали маслом полотна, сочиняли стихи… Это делало их жизнь более насыщенной и, как это правильнее сказать… гармоничной. Разве не так?

– Так, так, ротмистр… Вы правильно говорите, – вместо жены ответил старик Гридасов. – Пусть Лиза и музыку пишет, и поет. Я был бы рад, если б она еще и стихи сочиняла. Только ей это, наверное, не надо…

При этих словах Шатуров и Лиза переглянулись, и легкая улыбка коснулась их губ. Что вызвало эту улыбку, знали только они вдвоем.

Снова заиграла музыка. Жорж, помня о просьбе Лизоньки охранять ее от посторонних мужчин, тут же пригласил ее на танец. Это был вальс, который он не шибко-то любил. Но выхода не было. Однако вместо того, чтобы пойти с ним танцевать, Лиза сказала:

– Жорж, ты же не танцуешь вальс! Дождись лучше фокстрота, а меня пусть пригласит господин ротмистр.

– Lise, как можно? Это же не дамский танец… – сделав недовольное лицо, прошептала ей на ухо мать. Но той как будто было наплевать на приличия. Да, она сама напросилась – ну и что из того? Есть надежда, что ротмистр простит ее. Тем более что он с радостью воспринял ее слова и тут же, подхватив ее за талию, закружил в быстром танце.

– Ну, егоза, ну егоза! – усмехнувшись, проговорил Владимир Иванович и посмотрел на жену. Вот, мол, какое пошло поколение – не чета нам. Мы-то все этикет держали, боялись отступить от него, а эти – раз – и в дамки! Наверное, так сегодня и надо. Иначе останешься не у дел… Жизнь-то вон какая злая пошла. Тут уж не до этикетов. Хватай, что плохо лежит, иначе другим достанется…

Однако Мария Павловна не разделяла в душе его мысли. Она сердцем чувствовала ту опасность, которая исходила от этого щеголя в парадном мундире с золотыми аксельбантами, под началом которого служила Лиза.

– Ну а ты-то что мух ловишь? – обратилась она с укором к Жоржу. – У него девушку из-под носа уводят, а он… Эх, ты, жених!

Лиманский развел руками. Дескать, а что я? Я не виноват… Он вообще ничего не понимал. Лиза говорила, чтобы он ее охранял от других мужчин, а тут сама бросилась на шею этому ротмистру. Вот и пойми этих женщин!..

А в это время Шатуров и Лиза, разгоряченные и счастливые, легко и самозабвенно порхали по залу, удивляя всех изобретательностью своих движений. Всем заправлял, естественно, ротмистр, который оказался прекрасным танцором. Это он задавал темп вальсу, он переходил с одного шага на другой, менял направление во время танца, вращая партнершу то в одну сторону, то в другую. Лиза была послушна ему, как бывают послушны юные лани намерениям хищника. Она была грациозна и легка в движениях, составляя ротмистру прекрасную пару.