В Обители Крыльев - Мари Бреннан

Таким образом, если остальные и выжили, меня, несомненно, считают погибшей. Осознав это, я потеряла даром кучу времени и едва справлялась с едой, оставляемой возле моей постели.

Вновь поднять меня на ноги смогла лишь близость величайшей научной загадки – неоспоримого существования живых и здоровых драконоглавых существ. Что ж, если от них не уйти, буду их изучать, и, может быть, изучение натолкнет меня на какие-либо полезные выводы.

Но прежде необходимо был достичь некоего равновесия в вопросе о спутниках и товарищах, и я заставила себя перебрать возможные варианты развития событий с точки зрения неумолимой логики.

Если принять за данность, что они погибли, а они окажутся живы, то вся моя скорбь ни к чему. Если же я приму за данность, что они погибли, и окажусь права, страдания ничего не исправят, а когда их гибель подтвердится, печаль охватит меня с новой силой. Напротив, если принять за данность, что они живы, и ошибиться, печаль впоследствии будет ужасна, однако до этого я смогу найти своим способностям лучшее применение, что, несомненно, поспособствует возвращению в большой мир, к людям. И наконец, если надеяться на лучшее и надежды сбудутся… это будет лучшим из всех возможных исходов. Рассудив так, я решила держаться и действовать так, словно все они живы, пока не получу доказательств обратного.

Получилось ли? Конечно, нет: никакие решения не в силах разом избавить от страха и неуверенности. Однако это мне помогло. При поддержке сего зарока я смогла в надлежащей мере обратиться к насущной проблеме: как же дракониане могли возникнуть и существовать?

Ответ должен был заключаться в лабильности развития – другого объяснения не находилось. Что ж, хорошо; тогда при каких же условиях из драконьего яйца может вывестись человекоподобное существо?

Очевидно, здесь сыграл роль некий человеческий фактор в среде инкубации. Нет, не людское жилище, не чтение над яйцами вслух литературных произведений – ничего подобного. Фактор обязан быть биологическим. И тут мне вспомнились настенные росписи Сердца Стражей – надписи из алых символов, словно спускающиеся к лежащему снизу яйцу. Вспомнились и «самоцветы драгоценного дождя», упомянутые на Камне с Великого Порога, и следующее выражение, которое вполне могло служить уточнением предыдущего, а именно – «священные излияния наших сердец».

Кровь. Погрузи драконье яйцо в человечью кровь, и, может быть, из него выведется драконианин.

Сколь часто подобное могло иметь место? Чем радикальнее обусловленные мутацией изменения, тем меньше вероятность выживания эмбриона – эксперименты, проведенные в курратском Доме Драконов как мною, так и моими преемниками, демонстрировали это вполне однозначно. Пожалуй, нечто подобное не могло бы завершиться успехом даже один раз на тысячу. Возможно, это проделывалось как-то иначе, более постепенно – тут уж оставалось только гадать. С уверенностью можно было сказать одно: это было достигнуто, поскольку живое доказательство сего утверждения день за днем приносило мне миску с ячменной похлебкой.

Лежа в гнезде из шерстяных одеял и ячьих шкур, мало-помалу набираясь сил, я представляла себе, как делюсь своими гипотезами с Сухайлом и Томом. От этого становилось уютнее. Вскоре я вообразила себя в каком-то зале наподобие Кэффри-холла, читающей публике лекцию о своих встречах с драконианами, и, к собственному удивлению, захихикала. Возможно, смех звучал несколько истерично, и я приглушила его одеялами. Мне сделалось ясно: так ли, иначе, а я одержала победу. Либо это открытие наконец-то вынудит Коллоквиум Натурфилософов признать меня и принять в свои ряды, а я получу долгожданное удовлетворение, прорвавшись и в эту дверь… либо они продолжат меня игнорировать, и тогда я смогу со спокойной душой умыть руки. Да, я столько лет мечтала о статусе действительного члена Коллоквиума Натурфилософов, что не могла так запросто отказаться от сей мечты, но если уж этого будет мало, они окончательно и бесповоротно выставят себя закоснелыми ретроградами, не стоящими более даже минуты моего драгоценного времени.

Конечно же, все это – при условии, что я получу возможность поведать им о своем открытии.

Следовательно, я была просто обязана остаться в живых и вернуться во внешний мир. Нет, я не доставлю им удовольствия цокать языком и качать головами над печальной кончиной женщины, чьи притязания оказались превыше умений!

Не стану притворяться, будто все это разом избавило меня от всех горестей. Каждая минута, проведенная здесь, была еще одной минутой, проведенной мужем в уверенности, что я мертва. Слишком уж хорошо помнила я собственную скорбь после гибели Джейкоба, и посему мысли о Сухайле, переживающем подобную утрату, выворачивали наизнанку всю душу. Каким бы радостным ни обещало быть наше воссоединение, я не могла представить его себе, не подумав прежде о страданиях мужа, и это сводило весь благотворный эффект к нулю. Но вот ткнуть весь Коллоквиум Натурфилософов носом в свое достижение… Этот мотив обладал просто-таки волшебной силой, и всякий раз, как воля к продолжению работы давала сбой, я вспоминала о предстоящем удовольствии и снова бралась за дело.

* * *

Трое хозяев-дракониан не препятствовали мне подниматься с постели и ковылять по дому, пока я не поднимаю шума и не рвусь к дверям. Я то и дело задавалась вопросом, что произойдет, если закричать. Громкий звук вызовет сход лавины? Или приманит хищника? Или нарушит мир и покой и навлечет на моих пленителей гнев окружающих? Кроме этих троих в доме не появлялось ни души, посему я даже не знала, живет ли поблизости кто-то еще, но подозревала, что да. Что же я могла бы увидеть, будь у меня возможность задержаться на седловине и понаблюдать за долиной внизу?

Но вскоре я отбросила эти мысли в пользу материй более насущных. Дабы легче ходить и не нанести сломанной ноге нового вреда, следовало соорудить для нее лубок. Сообразив, что я затеяла, дракониане попытались прибинтовать лубок поверх моего колена, и мои настойчивые требования зафиксировать лубком голень вызвали средь них немало разговоров. Естественно: при несокрушимой прочности собственных костей им вряд ли часто приходилось иметь дело с переломами. А вот что такое костыли – это они понимали прекрасно, так как повредить сухожилия могли наравне с любыми другими живыми существами.

Позаботившись таким манером о своем здравии, я приступила к наблюдениям. Начала с самих дракониан. Все трое имели рост чуть более двух метров – вполне довольно для превосходства над большей частью людей, однако мне доводилось видеть немало мужчин того же роста, особенно среди кеонган. Грудь их и плечи были широки – вероятно, затем, чтобы поддерживать мускулатуру крыльев. Отсюда возникал вопрос: способны ли дракониане летать? На мой взгляд, полеты дались бы им труднее, чем их четвероногим сородичам: тела двуногих прямоходящих не слишком-то приспособлены к удержанию горизонтального равновесия. Впрочем, они вполне могли бы если не летать, то планировать. Кроме этого – вероятно, из-за адаптации к холоду – современные дракониане выглядели мощнее, коренастее своих предков. Чешуя их имела окрас более темный, чем у замерзшего драконианина, найденного нами на седловине. Что это – сезонное различие? Половой диморфизм? Просто эквивалент вариации мастей, свойственной лошадям? Об этом судить было рано.