Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней - Стефан Газел

– Ну что ж, Сташек, нам это удалось. Мы перешли границу!

С горного хребта мы спустились в сосновый лес. Мы очень рассчитывали выйти к какой-нибудь деревне или венгерскому пограничному посту, где могли бы согреться и поесть.

– Судя по всему, мы пересекли границу несколько восточнее или западнее намеченного нами места, – высказал предположение Сташек, когда мы развернули карту и попытались установить наше местоположение. – Давай двинемся на юг. На карте указано несколько венгерских деревень, расположенных в этом направлении.

Нам опять пришлось карабкаться по склону, густо поросшему лесом, и, хотя теперь не приходилось скрываться, мы сильно устали и были голодны. К тому же небо заволокли тучи, и мы уже не могли ориентироваться по солнцу. Шаг за шагом мы медленно поднимались вверх и, пройдя несколько сотен метров, садились передохнуть. Опять шли и опять садились.

Мы как раз сели отдохнуть, когда поднялся шум, заставивший нас вздрогнуть. Мимо пронеслось стадо оленей и скрылось в лесу. Спустя несколько секунд в пятидесяти метрах от нас промелькнуло несколько серых теней, исчезнувших в том же направлении. Ветер дул в нашу сторону, и они не учуяли нас. Все действие длилось не больше трех секунд.

– Похоже, где-то рядом деревня, – заметил Сташек. – Откуда еще могли прибежать собаки, как не из деревни?

Это были не собаки, Сташек. Это были волки.

– Волки?!

– Да, волки. В Карпатах водится много волков.

– Вот это да! Я никогда прежде не видел волков!

– Скажи спасибо, что они не видели нас.

Вероятно, Сташек почувствовал, с каким облегчением я произнес эти слова, потому что тут же спросил:

– Они что, напали бы на нас?

– Конечно. Сам подумай, зачем они преследовали оленей? Ради удовольствия побегать по лесу?

Мы двинулись дальше и вскоре наткнулись на оленьи и волчьи следы. И вот наконец перевал. Мы сели передохнуть, и вдруг Сташек, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, уверенно заявил:

– Я слышу лай собак.

– А я не слышу никакого лая. Тебе это кажется.

Он прислушался и заявил, что определенно слышит собачий лай.

– Он доносится оттуда! – и показал вниз, в долину, которая была скрыта от нас деревьями.

С трудом поднявшись на ноги, мы в полной уверенности, что венгры дадут нам поесть, кубарем скатились вниз. Лес остался позади, и перед нами открылось поле, на другом конце которого стояло несколько утонувших в снегу домов, над крышами которых вился дымок.

Мы еле тащились по занесенному полю, оставляя за собой две глубоких борозды.

– А на каком языке будем с ними разговаривать? – спросил Сташек, когда мы подошли к ближайшему дому.

– На языке жестов или по-польски. Да они и сами поймут, что мы замерзли и хотим есть.

Увидев нас, собака рванулась на цепи и свирепо залаяла. В окне мелькнуло чье-то лицо. Мы стороной обошли собаку, подошли к дому, открыли дверь, вошли в сени, где стояли мотыги, вилы и другие орудия крестьянского труда, и постучали в дверь, ведущую в комнату. До нас донеслись какие-то невнятные звуки. Мы толкнули дверь и вошли в теплую комнату, которая в первую минуту после белого снега показалась нам темной. Присмотревшись, мы обнаружили в комнате мужчину, мальчика и двух женщин.

В свою очередь мы со Сташеком уставились на них. Мы не знали, как начать разговор. Первым отважился Сташек.

– Мы поляки. Мы голодны, – сказал он медленно и громко и добавил: – Мы пересекли польскую границу.

Мужчина засмеялся, но ничего не ответил. Он внимательно осмотрел нас с ног до головы, отметил наши усталые лица, дрожащие ноги, голодный блеск в глазах.

– Мы пришли из Польши, через границу, – включился я в разговор.

К нашему удивлению, мужчина ответил по-польски.

– Вы не перешли границу, – сказал он и опять засмеялся. – До границы еще идти и идти.

Пока мужчина говорил, я заметил, что одна из женщин что-то шепнула мальчику. Он кивнул и выбежал через заднюю дверь. Из окна мы увидели, как он куда-то побежал.

– И сколько же еще до границы? – спросил Сташек.

Мужчина не удосужился ответить. Вместо этого он что-то сказал женщинам... на украинском! Одна из них тут же выбежала. Мужчина опять рассмеялся.

– Вы никогда не пересечете границу, Panowie Polacy[12], – гнусно ухмыляясь, сказал он. – Вы попали в украинскую деревню.

Нам все стало ясно. Мы кинули взгляд на окна, но они были слишком маленькими. Дверь за спиной была заперта. Мы оказались в ловушке. Через несколько минут мальчик приведет сечевиков, и все наши усилия окажутся напрасными. Они изобьют нас и передадут немцам.

Мы со Сташеком переглянулись, и я увидел в его глазах тот же страх, который он, вероятно, заметил в моих. У меня подогнулись ноги и, опершись на кровать, я медленно осел на скамейку. Сташек сел рядом.

– Вам сильно досталось во время войны, Panowie Polacy? – насмешливо улыбаясь, спросил мужчина. – А будет еще хуже, когда сюда придут сечевики. Вы сукины дети, вот вы кто!

С этими словами он вскочил с места, подбежал к нам и замахнулся для удара.

Сташек прыгнул первым. С диким криком он попытался вцепиться в горло мужчине, но украинец оказался шустрым. Он увернулся от Сташека и собрался что-то достать из-под кровати. Когда он наклонился, я ударил его в живот. Времени на размышления не было. Мы со Сташеком промчались мимо орущих женщин, открыли заднюю дверь и выбежали наружу.

– Куда бежим, Стефан? – прокричал Сташек на бегу.

– Не знаю...

Нам навстречу из соседнего дома шла маленькая девочка. Увидев нас, она замерла на месте, то ли от испуга, то ли от любопытства, а может, от того и другого вместе.

– Где граница, малышка? – спросил я ребенка.

– Там, на холме, – ответила она, показывая на возвышение на расстоянии меньше километра от деревни.

Мы со Сташеком пришли в деревню прямо с противоположной стороны.

Не говоря ни слова, мы бросились в указанном направлении. Мы бежали кратчайшим путем между домами, и несколько раз пришлось перепрыгивать через заборы. Из домов выскакивали женщины; вслед нам неслись вопли и проклятия. Какой-то мужчина бросил в нас палку, но промахнулся. Другой метнул топорик, но тот провалился в снег. Мы добежали до холма. На крутом склоне практически не было деревьев. Утопая по колено в снегу, мы словно в замедленной съемке поднимали ногу, отряхивали снег и опускали ее на два фута вперед. Вытягивали из снега другую ногу и повторяли ту же процедуру. Временами мы проваливались в снег по пояс.

Склон становился все круче, и мы какое-то время взбирались на четвереньках. Мы пыхтели и задыхались, издавая горлом булькающие звуки. За спиной раздавались крики; значит, следом за нами бежали люди. Зазвучали выстрелы, и мы увидели фонтанчики снега, поднимаемые пулями. Мы не могли быстро убежать и скрыться от преследователей, но и не могли повернуть назад. Мы карабкались вперед. Все это напоминало ночной кошмар: на нас надвигалась опасность, а мы, еле шевеля руками и ногами, словно приросли к одному месту на склоне. Долина наполнилась звуками выстрелов.