Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

— Всегда знал, что Василич — гандон! — громко прошептал старшей сестре урологии на ухо — так, что услышали все, Семёнов-младший. — Но чтобы такой!..

— Даже штопке уже не поддающийся! — Согласилась старшая урологии, глядя прямо на Василича.

Все собравшиеся за столом дружно грохнули. Хотя, казалось бы, чего смешного?!

Иван Петрович Пустовойтов попросил у своей сестры номер телефона бывшей жены Игоря Васильевича Рачковского. Когда-то он в первых рядах яростно осуждал её за развод со «старым другом». Он позвонил ей на другой бок Планеты. И сказал:

— Я был неправ. Тогда… Произошла фатальная путаница. Прости меня.

— Ванька! Ванька! — Обрадовалась собеседница. — Ты как себя чувствуешь?!

Разумеется, она всё знала от Ванькиной сестры, связь с которой не прерывала и продолжала дружить.

— Отлично! Я себя сейчас отлично чувствую! — Совершенно честно ответил Ванька.

Крепкий организм Ивана Петровича справился с травмами. Одно было обидно: не нашли. Так никого и не нашли.

Неизвестно, что чувствовал следователь. Люди чаще всего понятия не имеют о разнице между гордыней, хвастовством и действительным спасением чувств совершенно постороннего человека.

Что уж говорить о жизни любимых.

Когда нужно спасти жизнь любимых — стоит погрузить саму любовь в кому.

Стоит ли?

Стоит ли хоть чего-нибудь жизнь без любви?

Не деревянная ли это жизнь?

* * *

Отправить? Не отправить? Отправить?.. Да какая разница?!

Отправить!

Владимир Сергеевич Ельский, заведующий отделением неонатологии и детской реанимации родильного дома, последнее время пребывал в печали.

В очередной раз счастлив в браке. Ещё счастливее отцовством. Оказывается — это так забавно, когда дитя — твоё собственное! И уже корчит смешные рожицы. Но главное — полностью здорово, канонически соответствует стандартам развития, привито, накормлено, ухожено, обласкано… Ну и так далее. Он, что правда, начал понемногу терять чисто мужской интерес к своей жёнушке. Но то дело такое. Поправимое. Можно и налево скакнуть, пока она вся поглощена материнством…

В печали он пребывал не поэтому.

А потому, что уже пять кесарских из отделения патологии беременности имели все признаки травмы шейного отдела позвоночника.

А отделением патологии беременности нынче заведовал Анатолий Витальевич Андриевич. Коего никак иначе как Скумбриевичем[21] никто не величал. Снулая безрукая рыба, мнящая себя пупом земли. Как врач УЗИ-диагностики Андриевич был хорош, кто бы спорил. В конце концов, акушерская клиника за плечами, пусть в основном и наблюдение за оной. Не сразу же после школы сел приставкой к аппарату! Так что… Вот лучше бы там и сидел!

Но Андриевич досиделся таки до заведующего отделением — в связи со всеми кадровыми перестановками. Родин, специально приглашённый на заведование патологией, стал начмедом. Поцелуева — заведующей обсервацией. И поскольку эта клиника, как и любая другая, очень сопротивлялась людям со стороны — поступили в соответствии с постулатом «возьмите лучших из худших». Вот и стал Скумбриевич заведующим. А теперь ещё и оперировать стал, как не в себе. Да не просто оперировать — а: «прогрессивные методики» и всё такое!

Ельский бушевал в кабинете у Родина.

— Ты видал?! Нет! Ты видал этот бред?!

— Вова, какой бред?!

Владимир Сергеевич вытолкнул Родина из кресла и завладел его лептопом. Быстро нашёл искомое видео и запустил просмотр.

— Смотри! И не говори потом, что не видел! Знаешь, как очередные британские учёные-мочёные эту чушь преподносят?! Слушай по слогам: «У-ни-каль-ное кесарево: ребёнку позволяют самому выбраться из утробы матери. Набирает популярность новый метод естественного кесарева сечения, который по мнению английских врачей менее стрессовый для ребёнка». Смотри! Смотри!

Последнее было явно лишним. Родин прилип к экрану, отвиснув челюстью. Не метафорически, а в самом что ни на есть буквальном смысле.

— Во… Во… Во… — Сергей Станиславович никак не мог сартикулировать имя друга, потрясённый происходящим на записи. — Во…

— Вова! — Хлопнул его по спине уже вставший Ельский. И заботливо усадил Родина обратно в кресло.

— Вова! Что они делают?! — Начмед растерянно глянул на заведующего неонатологией.

— Естественное кесарево, Серёжа! Естественное! Кесарево! Да-да. Смотри! Смотри!

— Но… Но… Но…

— Нонсенс! — Снова хлопнул Ельский Родина. Но уже по плечу. С такой силой, как будто он решил поколотить ни в чём не повинного русского акушера-гинеколога за экзерсисы нетленных британских учёных.

Родин мотнул головой, как впервые взнузданный жеребец.

— Но если это — естественно! То я… То я…

— Майя Плисецкая!

На экране тем временем руки в окровавленных латексных перчатках продолжали мутузить и мять голову плода в разрезанной матке. Затем принялись тащить прямо за эту голову, причём плечевой пояс оставался крепко фиксирован в матке. Родин взвыл. Опять же — буквально.

— Ага! — Демонически расхохотался Ельский.

— Это же… Это…

— Именно! Непочтительное отношение к шейным артериям, — ухнул Владимир Сергеевич.

Родин выпрыгнул из кресла и стал прохаживаться, стараясь не глядеть на экран. Как будто там демонстрировали не чудо рождения, а изощрённую казнь за гранью режиссерского видения даже Тинто Брасса.

— Это — терроризм! Они же ему голову свернут! Детский церебральный паралич…