Дитя огня - Юлия Крен

Взгляд Матильды упал на Спроту, сидевшую за одним столом со служанками Герлок и людьми, сопровождавшими Вильгельма. Не желая отпускать далеко от себя сына, который мог провести эти дни рядом с отцом, она тоже приехала в Руан, но к конкубине, как обычно, никто не испытывал уважения. Со Спротой обращались не лучше, чем со слугами, однако она не выказывала обиды, а, напротив, улыбалась и с невозмутимым видом сносила презрительные взгляды Герлок, которая, собственно говоря, была ее подругой. Матильда заметила, что в последние недели Герлок стала относиться к любовнице своего брата значительно холоднее, чем прежде, когда радовалась тому, что долгими зимними вечерами ей было с кем поговорить, а в ясные летние дни – сходить на рынок.

Спрота рано покинула торжество, и Матильда тоже вскоре удалилась. Шум немного заглушил ее волнение, но желание убежать от себя по-прежнему не давало ей покоя.

Церемонию венчания в соборе, состоявшуюся на следующий день, Спрота и вовсе не посетила, а для Матильды место нашлось только в задних рядах. Когда епископ Руана благословлял союз, она видела только его пурпурно-красную рясу, но не лицо Герлок. На улицах снова слышались возгласы ликования, тонущие в звоне колоколов собора, церквей Святого Стефана и Святого Мартина, а также церкви Святого Петра, которая была возведена за городскими стенами.

Как бы громко ни сообщал колокольный звон о том, что эта свадьба угодна Богу, а жители города исповедуют христианство, – на застолье, последовавшем за венчанием, в этом можно было усомниться. Если Герлок пыталась забыть о своих норманнских корнях, то воины Вильгельма, напротив, не отступали от северных традиций и развлечений, чуждых франкам.

Вместо музыканта, воспевающего франкских героев, на пиршестве присутствовали скальды, которые сочиняли стихи на датском языке в честь новобрачных. Привычные танцы, такие как карола, интересовали не всех: многие гости участвовали в более активных забавах – например поединках, во время которых нужно было бороться почти без одежды, только с кожаными ремнями на бедрах, талии и плечах. Побеждал тот, кому удавалось схватить противника за эти ремни и бросить его на землю.

Матильде было неприятно смотреть на оголенное лоснящееся от пота тело, но еще большее отвращение вызывали у нее другие бои: двое мужчин, не сходя с бычьей кожи, расстеленной на земле, набрасывались друг на друга, как дикие звери, и пытались вцепиться зубами в горло сопернику.

Развлечения тех, кто стремился одержать победу, не прикладывая мышечной силы, были более безобидными. Кто-то играл в мяч, сделанный из шерсти и меха и обтянутый кожей, а кто-то пытался выпить больше, чем остальные. Победителем из этого соревнования вышел некий Эйнар, который осушил два десятка рогов, до краев наполненных медовым вином. Этот мужчина был сыном сводного брата Роллона, а значит, приходился братом графу Вильгельму. Матильде было страшно даже представить, как долго у Эйнара будет болеть голова.

К вечеру на улицах города и в залах замка было все больше пьяных, и один из них поплатился жизнью за столь легкомысленное употребление вина. Во время лошадиных боев, когда животных натравливали друг на друга, он споткнулся, и лошадь мгновенно проломила ему череп копытом. Зрители тоже изрядно выпили, и этот несчастный случай вызвал у них приступ громкого хохота. Лишь позже они осознали, что густая белая жидкость, растекшаяся вокруг головы мертвого мужчины, была не рвотной массой, а его мозгом.

Хорошо, что Матильда не видела этого своими глазами. Ей хватило того, что воины из личной гвардии Вильгельма бросали на нее похотливые взгляды, а некоторые даже протягивали к ней руки. Хотя обычно именно эти мужчины отличались необычайной сдержанностью, смелостью и силой, сегодня они развлекались, и даже строгий, рассудительный Бернард Датчанин не стал им препятствовать. К счастью, Матильде удавалось ловко уворачиваться от их рук.

Она заняла место за большим свадебным столом, где было немного спокойнее. Он ломился от превосходных мясных и рыбных блюд, из открытых бочек разливали пиво и вино, пол был посыпан свежей соломой. Гостей развлекал жонглер, который, играя на костяной флейте, перебрасывал из руки в руку сначала сырые яйца, потом ножи и наконец горящие факелы. Обычно Матильда вела себя крайне сдержанно, но сейчас невольно захлопала в ладоши, и это заметили на другом конце стола.

– Выпей, Матильда, выпей за мое счастье! – воодушевленно крикнула ей невеста.

Послушница увидела Герлок впервые после свадьбы. Издалека невозможно было определить, был ее взгляд сияющим или же пустым и потускневшим, но, во всяком случае, выглядела невеста очень красивой. Искупавшись рано утром, Герлок надела венок и льняное покрывало, которое должно было защитить ее от дурного глаза. Обычно она не заплетала волосы, но сегодня собрала их на затылке и украсила бронзовой шпилькой со сверкающим камнем – красным, как и ее платье.

– Да, выпей! – воскликнул розовощекий малыш Ричард.

Он еще не видел более пышного торжества.

Взглянув на него, Матильда вспомнила о Спроте и снова подумала о том, насколько все это было неестественным: Вильгельм признал сына, но отрекся от его матери. Желая взять в жены девушку из более влиятельной и богатой семьи, он отверг ту единственную, ради кого отказался от своего стремления к целомудрию, а найдя подходящую партию в лице Литгарды, долго колебался, пока она не ушла к другому.

– Пей, Матильда! – услышала она снова.

Голос был незнакомым, но девушка подняла кружку и выпила пиво, сваренное специально для свадебного застолья. Она поступила так, чтобы пережить этот праздник, казавшийся ей не только роскошным, но и в первую очередь шумным – достаточно шумным, чтобы заглушить ложь, которой успокаивал себя почти каждый присутствующий, а также мысли о том, что Арвид, возможно, находится где-то рядом.

Пила Матильда без опасения, потому что кружка не предназначалась лично ей, а значит, напиток в ней не мог быть отравлен. Девушке стало жарко, и вскоре она захмелела сильнее, чем в Лион-ла-Форе. В глазах у нее не просто двоилось – ее окружало множество одинаковых лиц, но человека, который вдруг вплотную приблизился к ней, она тем не менее не узнала. Только услышав, как он произносит тост в честь Герлок, Матильда поняла, что это был Йохан, молодой воин. Это он в третий раз предлагал ей выпить, а теперь требовал большего:

– Пойдем, потанцуй со мной!

Если бы Матильда была трезвой, его слова лишь возмутили бы ее, ведь она никогда бы не позволила мужчине ничего подобного. Но сейчас девушка опьянела настолько, что думала только об одном: как она будет танцевать, если даже стоять не может? Отказаться она не успела – Йохан уже взял ее за руку и помог ей встать.

Матильда не упала, потому что он крепко ее держал, а то, что она не могла стоять прямо, не имело значения. В танце нужно кружиться, и беззаботность, с которой девушка исполняла необходимые па, казалась ей такой же непривычной, как и кислый привкус пива на губах.

Впоследствии она не могла определить, как долго протанцевала, уклоняясь от чужих локтей и отгоняя мысли о том, что она, должно быть, пала очень низко, если плясала под руку с воином. И все же Матильде не удалось отогнать от себя печаль, которая, несмотря на всеобщее веселье, нависла над ней, словно тень, и не давала ей расслабиться.