Мистер Невозможный - Лоретта Чейз

Руперт не убирал рук с двери. Он намеревался сдерживать себя, подождать. За день он испытал достаточно мучений, а добиваться ее, чувствовать ее близость — это требовало новых сил. Но пытка доставляла ему наслаждение. Это был всего лишь поцелуй. Самый долгий в мире поцелуй, равный тысяче поцелуев.

Руперт по-прежнему упирался руками в дверь, чтобы не упасть, не лишиться сил. Он не должен освобождать руки, иначе они потянутся к ней и он вспугнет ее.

Но он мог бы выпить ее, мог дышать ею как воздухом, принесенным ветром раскаленной пустыни. И он мог бы смаковать ее вкус, вкус необычного шампанского, легкого и свежего, но от которого огонь пробегал по его жилам.

Руперт мог бы дразнить ее, играя ее чуть припухшей нижней губой. Он мог бы прижаться лицом к ее лицу, к ее гладкой коже. Он смеялся над тем, как легко женщина может поставить великого глупца на колени.

Руперт покрывал легкими поцелуями ее странное милое лицо, высокие скулы. Он нашел чувствительное местечко за ее ухом и бьющуюся жилку на шее. Он чувствовал, как убыстряется ее пульс, и слышал, как в ответ бьется ее сердце.

Его руки ослабели и опустились. Он положил их ей на плечи, ибо он хотел остановиться. Довольно значит довольно — он не святой. Он вообще едва преодолевал искушение, а Руперт уже знал предел своей воли и то, что находится за этим пределом.

Каким-то образом его пальцы скользнули по ее стройной шее и запутались в шелковистых волосах. И ему потребовались ее губы и это необыкновенное шампанское, а ее язык играл с ним в жестокую игру, порабощая его.

И он охотно забыл о своих благих намерениях. Она была теплой, податливой и такой страстной и полностью принадлежала ему. Наконец Дафна всем своим совершенным телом соприкасалась с ним, как будто была создана для его объятий.

Он опустил руки на ее талию. Так естественно было держать ее в своих объятиях. Он забыл о медленной осаде, постепенном преодолении препятствий. Руперт забыл, что еще слишком рано, и он не должен торопиться, иначе в следующий раз она будет настороже. Но слишком многое ему следовало помнить. Он был опьянен ею.

Когда Руперт неуверенно коснулся ее груди, он только смутно услышал, как она неслышно ахнула, а затем вздохнула. Ее грудь была мягкой и теплой и так уютно лежала в его ладони. И самой естественной вещью во всем мире казалась потребность касаться ее кожи и расстегивать лиф ее платья…

— Боже мой! — Дафна оттолкнула его с такой силой, что Руперт пошатнулся и едва не упал. — Что вы делаете?

— Снимаю с вас одежду, — сказал он.

— Нет, нет и нет. — Дафна распахнула дверь, пошатываясь, вошла в каюту и захлопнула за собой дверь.

«Ты знал, что так и будет, — тихо упрекнул он себя, — и все равно расслабился».

Он вышел из коридора и, тихо посвистывая, направился на открытую палубу.

Завиет-эль-Амват, против Миньи

Майлс собирался подплыть к более близкому и малонаселенному восточному берегу, избавиться от кандалов, найти потайное местечко, где бы он мог поспать несколько часов и набраться сил, а затем на рассвете отправиться в путь. В лодке у него были инструменты и оружие, которое он подобрал вместе с корзиной египетского хлеба. Он, как и чечевица, составлял основную пищу команды. На этом он должен продержаться неделю, к концу которой, плывя в дневное время в маленькой лодке, подгоняемой течением, он должен добраться до Каира.

Все, что ему требовалось, если не считать избавления от проклятых оков, — это изменить внешность. Надежнее всего не привлекать к себе внимания. В дневное время Майлс не мог изображать призрака и не мог плыть под покровом темноты, рискуя натолкнуться на другую лодку или сесть на мель. И с опытными нильскими лоцманами происходили несчастные случаи даже в светлое время дня. Ветры приносили из пустыни песок, и русло реки постоянно менялось, и труднее всего плавать было в это время года, когда Нил мелел.

Майлс жалел, что не подумал украсть одежду перед тем, как покинуть тонущее судно, но он займется этим потом. Но оказалось, что он сумел сделать это позднее, чем рассчитывал.

Всю ночь он снимал с себя кандалы. К тому времени, когда это ему удалось, кровь стучала у него в висках, и тряслись руки. От подступившей к горлу тошноты и головокружения он упал на колени. Его вырвало, но тошнота лишь усилилась, голова была в огне.

Всходило солнце, безжалостное египетское солнце, по сравнению с которым английское солнце казалось фонарем в тумане.

Больной то ли чумой, то ли чем-то еще, Майлс не мог идти под палящим солнцем. Он только смог спрятать лицо насколько было возможно, забрал все, что был в силах нести, и поволок свое трясущееся, охваченное жаром тело через полоску плодородной земли к смутно видневшимся за ней скалам.

Много часов спустя, когда он проснулся внутри склепа, Майлс не мог вспомнить, как там очутился. Он подумал, не видел ли его кто-нибудь. Подумал о Дафне с надеждой, что доживет до встречи с ней. Это были его последние ясные мысли. К ночи у него началась горячка.

Среда, 11 апреля

Когда дахабейя «Мемнон» лорда Ноксли прибыла в Минью, у причала его ждал Гази и еще двое мужчин.

Ни один из них не был Майлсом Арчдейлом, обстоятельство, которое несколько омрачило ангельское лицо его милости. Хотя внешне он казался достаточно спокойным, те, кто его знал, без труда определили, что над их головами собираются грозовые тучи.

Гази это понимал. Честно говоря, он ожидал этого, вот почему он поспешил в Минью, как только услышал о катастрофе похитителей. Он позволил двум мужчинам рассказать хозяину их историю. Она была довольно короткой.

Они были единственными, кто уцелел из группы, которую Гази отправил отбить англичанина, друга хозяина, как им сказали. Все остальные умерли, включая и всех похитителей.

Будь эти двое чуточку умнее, они бы тоже притворились мертвыми. И уж конечно, они бы не торчали в Минье, чтобы сообщить своему хозяину плохие вести. Но как и многие из тех, кого нанимал лорд Ноксли, они были людьми недалекими. Они имели дело с его подручными и никогда непосредственно с Золотым Дьяволом.

— Похитители убили англичанина? — спросил его милость. — Как странно. Зачем им убивать ценного заложника?

Этого они не могли объяснить.

— Надеюсь, вы по крайней мере нашли тело моего друга? — поинтересовался его милость.

Они переглянулись. Затем рассказали ему, как на них напал призрак, как раз тогда, когда они привязывали свою маленькую лодку к большой.

Лорд Ноксли почти ничего не сказал, слушая рассказ о призраке, только кивал, как им казалось, с сочувствием и пониманием, и они не замечали, как тучи превращаются в шторм. Он отпустил их, сказав, чтобы они постарались быть полезными на борту «Мемнона». Затем он вместе с Гази направился к кашефу, местному представителю паши.

По дороге Гази представил ему более точную картину событий: