Планета кошек - Бернард Вербер

Когда в 1789 г. разражается Революция, Данри, называя себя первой жертвой монархических злоупотреблений, требует пенсии и получает ее от Законодательной ассамблеи. Он затевает процесс против наследников маркизы де Помпадур и выигрывает, заставив ответчиков выплатить ему умопомрачительную сумму. Затем публикует под псевдонимом «Латюд» историю своей жизни «Разоблаченный деспотизм», становящийся в революционные годы бестселлером. Умер Данри богатым и знаменитым, хотя никогда не учился и не работал.

Энциклопедия абсолютного и относительного знания.

Том XIV

Мы летим ночью, в дождь.

Я вольготно устроилась на дроне в форме листка клевера с четырьмя лепестками; на каждом лепестке вращается пропеллер.

Сзади, соединенный с моим дроном цепочкой, жужжит дрон Эсмеральды. Замыкающий в троице дрон Буковски.

Не люблю его, но спору нет, втроем у нас больше шансов на успех, чем если бы я была одна. Надо только успеть в случае затруднения загородиться моими подчиненными или, принеся их в жертву, замедлить продвижение преследователей.

Вспоминается фраза моей матушки: «Если тебя преследуют, важно бежать не быстрее преследователя, а быстрее другого, который мог бы заинтересовать его больше, чем ты».

Интересно, что бы подумала матушка, если бы сейчас меня увидела. Думаю, она бы мной гордилась. Я выпрямляюсь, напрягаю мышцы, глотаю хорошую порцию влажного воздуха.

Я могу одержать победу.

В случае победы я не только покончу с крысиной угрозой, но и заслужу место представителя сто третьей общины.

Так начнется мое восхождение. Перспектива – президентский пост, а потом царский трон.

Дальше – императрица.

Дальше – пророчица.

Дальше – богиня.

А после нескольких лет властвования без намека на малейшее сопротивление моей власти я улягусь в тепле на мягкую подушечку рядышком с моей служанкой Натали и буду смотреть на дождь за окошком или в телевизор, где гоняют мяч. Больше никаких крыс. Я властвую. Вот оно, счастье.

Не знаю, как вы, а я в дождь предпочитаю тепло от батареи, свою миску теплого молока и грозу за оконным стеклом.

До Краха я тоже любила смотреть телевизор, когда показывали, как люди играют в футбол или воюют друг с другом.

Вся разница в размере снарядов.

Я ностальгирую по перине. Запах перины моей хозяйки я обожала: лавандовые духи вперемешку с запахом ее кожи. Конечно, от большинства людей исходит зловоние, но сладковатый аромат моей женщины стал мне привычен, он для меня – как успокоительный обонятельный ориентир.

Еще мне нравилось смотреть из окна, как снаружи мокнут другие: бездомные кошки, не обзаведшиеся слугами, голуби, отупевшие от клевания пластмассы, бродячие собаки, люди без крыши над головой.

А сейчас все наоборот: сейчас я сама нахожусь под обстрелом дождевых капель.

Терпеть не могу, когда у меня мокрая шерсть.

Дрон несет меня сквозь ливень в направлении опасности. К тряске дрона добавляются мои попытки избавиться от утяжеляющей шерсть влаги.

Максимум четыре с половиной килограмма!

Буковски, как я погляжу, здорово отяжелел: его замыкающий дрон уже тянет нас вниз. Я увеличиваю мощность электромоторов и крепче цепляюсь за свой летательный аппарат.

Небо озаряется вспышкой, молния ударяет так близко, что вибрирует воздух.

Наконец я начинаю различать сквозь стену дождя статую Свободы, тянущую свой факел ввысь, как громоотвод. Впервые она внушает мне страх.

Я закладываю вираж.

Роман – настоящий волшебник: благодаря ему я могу пилотировать свой дрон так, как будто в лапах у меня штурвал.

Перед вылетом он проинструктировал меня о простой системе пуска: достаточно вспомнить кодовый набор цифр 103683 – и начинают работать двигатели. Так и вышло: стоило мне мысленно произнести код, как он, трансформированный системой Bluetooth в электрические сигналы, поступил на приемное устройство дрона, винты начали вращаться, и дрон взмыл в воздух.

Натали снабдила его отменной сбруей из двух кожаных ремешков. Благодаря ей я могу маневрировать, не боясь отстегнуться и упасть.

Надо сосредоточиться на цели миссии – ликвидации двух царей.

Мы летим сквозь грозу.

В этот раз я не повторила своей прошлой ошибки: перед вылетом отдала свой ошейник с РЭОАЗ Роману Уэллсу.

Если моя миссис провалится, то по крайней мере наша драгоценность не попадет в лапы врага.

Вот мы и достигли острова Либерти, имеющего форму миндального ореха.

Не видно никого и ничего. Ливень, холод, молнии с громом загнали в подпол даже самых самоотверженных крысиных часовых.

Все три наших аппарата приземляются в роще. Мы отстегиваем наши кожаные ремешки и бесшумно направляемся к высокой стене в форме звезды, служащей постаментом статуи.

С этого момента камеры на дронах перестают передавать наши изображения. Теперь мы предоставлены сами себе.

Я, Эсмеральда и Буковски приближаемся к пьедесталу, взбираемся на огромные бурые камни и проникаем через дверь внутрь.

Всюду лежат крысы, сморенные крепким сном. К счастью, удары грома и шум дождя перекрывают звуки наших шагов, промокшая шерсть ослабляет наш запах.

Мы достигаем большого помещения с копией факела посередине. Вокруг факела спят вповалку крысы.

Мы крадемся дальше. В замкнутом пространстве все труднее выносить исходящий от мокрых крыс запах. Ступеньки ведут на следующий этаж. Здесь в центре зала установлен не факел, а уменьшенная копия самой статуи Свободы.

Здесь, на втором этаже, крысы другие: толще, крупнее, мускулистее.

Не иначе крысиные бароны.

Их добрая сотня. Среди этих обжор есть и серые, из чего я заключаю, что американские бароны приняли в свой круг французских.

Мы поднимаемся на следующий этаж и попадаем в комнатушку с сильным запахом женских гормонов.

Крысиный гарем…

Наложниц сотни, попадаются опять-таки и серые – не иначе француженки.

Четвертый этаж отведен для самок помоложе, источающих острый, с перчинкой, запах.

На третьем, должно быть, гарем баронов, а здесь, на четвертом, монарший гарем.

Царских наложниц поменьше, не больше двух десятков, пополам бурых и серых.

Я догадываюсь, что два царя, скрепляя свой союз, обменялись своими лучшими самками.

Мы подкрадываемся к двери в тесную каморку, откуда тянет знакомым духом.