Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии) - V.S.

у меня повышенная температура. Моя очередь подошла, я вошёл с умирающим видом. «Доктор, мне кажется, что я ещё не до конца здоров», — пропищал я. «Хватит, мне тут! Не до конца… он!». «Доктор, у меня всё ещё держится температура, полчаса назад мерил — была тридцать семь и пять», — немного приврать не грех. «Сейчас вот померяем!» Они дали мне градусник и я на время утих. Старался вспомнить что-то волнительное из своей жизни, чтобы усилить сердцебиение, я подумал, что это верный способ повысить температуру тела на пару градусов; передо мной замаячила реальная перспектива отдыха до конца недели! «Давайте градусник. Угу, угу, тридцать семь и один… Что ж… Возможно воспаление лёгких». «Ах!», — с облегчением выдохнул я.

Через десять минут я уже бежал вниз по лестнице на ходу тщетно пытаясь завести машину с автозапуска. Мне предоставили отдых до четверга включительно, правда завтра утром я должен был сдать кровь и ещё кое-что на анализ, а послезавтра явиться на очередное освидетельствование; послепослезавтра же (то есть в четверг) был праздничный день — Курбан, чтоб его, байрам, мусульмане всего мира будут резать на каждом углу всех городов мира, которые они невзначай заселили под тем или иным предлогом, баранов, кровь несчастных животных будет течь по дорогам и тротуарам, стекая в водостоки или впитываясь в землю; ну наш-то город испокон веков был мусульманским, поэтому здесь не наблюдается того остервенения при отправлении религиозных обрядов, которое наблюдается в других городах (странах), там — в местах, которые мусульмане не считают исконно своими — они утверждают своё присутствие посредством некоторого позёрства, демонстрируя свои обычаи… Вот, значит, до пятницы я точно свободен.

*****

— Значит, отняли, всё-таки?!

— Ну, естественно, сколько можно-то, — Тони курил и качал головой, как бы стараясь осознать себя в новом качестве — пешехода. — Но я езжу пока, суд только через восемь дней.

— «Если ты пьёшь с ворами — опасайся за свой кошелёк», если ты пьёшь за рулём — опасайся за свои права… или «за свой кошелёк», — вспомнил я строчку из Наутилуса.

— Пять тысяч натикало за штраф-стоянку… А хрен всем в задницу, — буду ездить по правам Следующего, — Тони запульнул окурок куда подальше.

«Следующим» называл Тони своего младшего брата, с которым они были похожи как близнецы.

— Вариант! — это действительно был вариант, поскольку, повторяю, они с братом очень похожи.

Глава от рассказчика

На почте Аркадия. Рассказ, написанный Полем

Тридцать семь

Этот момент стал следствием эмоционального напряжения последних дней. Внезапное ощущение счастья, когда вдыхаешь золотой воздух, а выдыхаешь фиолетовый. Чувство свободы, как награда за душевные страдания, ну-ну, страдалец ты чёртов! После взлёта следует падение, после второго — десерт, — так уж устроен мир. Сильное, но скоротечное переживание. От меня никто и ничего не зависит, кажется я на верном пути… Если я когда-нибудь стану способен любить людей — ты станешь первая. Давай на миг представим, что с годами ты будешь становиться красивее и умнее, а я… а я стану идеалистом, который верит в справедливость нашей судебной системы, и стяжаю почёт и материальные блага, не поступившись тем, что тупые люди называют совестью. Мы будем любить загородные пикники, культуру родного края, наших многочисленных родственников и кусочки теста, склеенные мёдом. Представила? Я да. Чувство счастья ушло не оставив шлейфа.

Мы едем в город. Тут мы не одиноки — воскресенье, вечер. Ты хочешь блюза? «Что?». Я ставлю.

«I lay down

With an angel

I lay down

With an angel», — поёт Хукер.

«Как тебе? Автомобиль начинает скрипеть, удлиняется, крыша убирается в багажник. Вместо жизнерадостного пейзажа нас обступают дома-утопленники Нового Орлеана. Белые с жёлтым солдатики смерти занимают законные места в наших губах. Мы едем на старом «Форде» или «Кадди», может быть это «Шеви»; нас не разделяет ручной тормоз, потому что в нашем авто диван. Множество ночных заведений и в каждом из них есть Блюз. Ты кладёшь голову на моё плечо, свободной рукой я обнимаю тебя. Наверное, мы едем в мотель за чертой города, кажется, на заднем диване лежит моя, видавшая виды, гитара. Несомненно, я — самый лучший гитарист, настоящий гений, пьяный и неотразимый. Перед тем как раздеть тебя, я спою что-то вроде: «Я ложусь с ангелом, я ложусь с ангелом, ибо она иногда обращается со мной хорошо; будь во мне, умчи меня вдаль на золотых крыльях солнца; будь во мне, научи летать; мое небо, мы лишь обман, канем в безбрежность, моя нежность, о, нежность». Мы одни во вселенной и так далее. Ощутила прелесть момента, малышка?» «Что?»

Давай представим, что твоя мама не бестолковая старая вешалка и что у тебя не её тонкие губы. Истратил свою энергию, истратил на то, чтобы казаться тем, кого презираю. Я ненавижу себя. Вдыхаю чёрный воздух, выдыхаю… CD — off.

— Писатель, говоришь?

— Скорее интерпретатор.

— Это ещё зачем?

— Спроси у Ожегова.

— Что?..

Скажи ещё раз «что»! Ты из страны, где все говорят «что?!».

— Иногда я тебя не понимаю.

— Иногда ты меня понимаешь.

— Что?

Вчера несколько микробов разбили лагерь в моей носоглотке. Через несколько часов между некоторыми из них вспыхнула страсть. Сегодня же началась настоящая оргия. Я еду машинально, мы едем машинально, все едут на машинах машинально. Что-то заставляет давить на педаль сильнее, чем это позволено правилами движения; инстинкт размножения вносить путаницу в мои планы; в моих планах было пропрыгать по жизни, как плоский камушек по поверхности воды, затем утонуть. Блюз не задался. Ощущение момента не разделено, значит упущено.

— Остановимся около магазина?

— Нет.

— Ну, пожалуйста-препожалуйста!

«При» — приближение, присоединение. «Пре» — превосходная степень.

Как там Иннокентий и Александра; голодающие попугаи Поволжья. Кеша готов терпеть неудобства, ради того, чтобы не умереть в одиночестве. Я не Кеша.

— Нет, мы почти приехали.

Я помогу донести сумки на этаж. Помог. Вышел, завёл мотор. Заглушил. Набрал номер.

— Выйди, пожалуйста, — я забыл тебя поцеловать.

— Что?!

— Ты забыла очки.

— А! Сейчас.

Отдал очки. Развернулся, чтобы уйти.

— А первое, что сказал?..

— Как насчёт сладкого?

— Ну тебя!..

Завёл мотор. Радио — off. «I lay down with an angel». Вдыхаю воздух, выдыхаю воздух.

Глава 35

«Перелом основной фаланги без смещения»… Нет, не так быстро. Я-то знаю, что будет дальше… Я уже пережил то, что могло бы быть третьей частью психологическо-криминального повествования. Обо всём по порядку, так удобнее, я всё-таки, не Тарантино.

Танец занимает в нашей жизни половину… даже, если на вопрос: «потанцуем?», мы отвечаем: «я не танцую». Я пишу Эн: «У меня