Дом на Дворцовой - Владимир Антонов

«Вот ведь гад! На вид обычный зуб, только с дыркой в собственную половину, а сколько неприятностей принёс такому милому человеку. – Человек – Вы в порядке? Может Вам нашатыря дать понюхать?.. – Я бы этих мерзавцев всех повырывала, да только чем этот милый человек тушёнку перемалывать будет потом?..».

Своим радикальным подходом в стоматологии Раиса Петровна опередила время. Она была, как бы, предвестником революции в зубном протезировании. С появлением имплантов количество удалённых зубов потеряло свою безвозвратно трагическую сущность: «Подумаешь – не тот зуб удалили! Сейчас соседний вырвем, а на место того, который по ошибке – тот на имплант заменим…». Так лишился половины своих, и без того прореженных цынгой, зубов командир «Пурги». Его жена тоже пострадала изрядно. Да и сыну она просверлила парочку зубов не с той стороны.

Письма от Люды Благуши приходили регулярно. Их тон с романтично-восторженного постепенно менялся в сторону невразумительного. Было понятно – что-то неправильное происходит в недавно образованной семье. Ничего удивительного в смене настроения невестки Марина не увидела. Слишком хорошо она знала своего брата:

«Наверное, с работой дурит. Да и не удивительно. Отец его тоже толком никогда не работал. Больше видимость создавал. А Юра и видимость создавать не хочет. Галя уже дважды помогала ему устроиться на вполне приличную работу, а его через месяц по собственному желанию из уважения к сестре. Если бы не это, так по статье погнали бы за бесконечные прогулы и опоздания. Ну что с ним делать? Чувствую, плохо кончится… Слетаю-ка я в Ленинград на недельку, а то неспокойно мне как-то. К тому же колбаса с сыром кончились, хлеб местный надоел. От него изжога. Так и скажу Коле, что за колбасой летала. Заодно отпуск в институте продлю ещё на год. В этом году всё равно сессию уже пропустила. Может быть с Вита… Нет! – Об этом думать не буду. Кончено – значит кончено! И всё на этом…».

Коля был в Охотском море. Опять кого-то ловил и догонял. Ждать его возвращения раньше, чем через месяц, не было смысла. Марина оставила ему подробное письмо на всякий случай, если она не успеет вернуться раньше него, и поехала в аэропорт.

В этот же день, а не на следующий, благодаря тому, что земля крутится, самолёт ТУ-104 тем же маршрутом с четырьмя остановками, что и год тому назад, доставил Марину с сыном в Ленинград. Рано утром следующего дня она в нервно-возбуждённом состоянии приехала на Зверинскую, чтобы увидеть брата и поговорить с его женой. Люда, предупреждённая вчерашним звонком, уже встала и на цыпочках пошла открывать дверь, услышав лёгкий стук во входную дверь. Женщины договорились, что о приезде сестры Юра до поры до времени знать не будет. Ровно в семь зазвонил будильник, возвещающий о том, что ему пора вставать и идти на работу. Иван, муж старшей сестры Галины, устроил его к себе на «Вулкан» резиновые изделия отбраковывать. Работа непыльная, и от дома близко. Пешком дойти можно. На звонок будильника никакой реакции не последовало.

– Ну, а теперь будет самое интересное, – сказала Люда, – сейчас увидишь…

Подойдя к двери спальни, она громко в неё постучала:

– Юра, вставай! Пора на работу. Я завтрак уже приготовила…

Из комнаты послышались какие-то звуки. Затем недовольный голос ответил:

– А разве уже пора? Ещё рано… Дай поспать…

– Очень даже пора, Юра!

Но ответа не последовало. В спальне было тихо. Было не похоже, чтобы кто-то собирался вставать. Прошло ещё пять минут. Люда с оттенком раздражения в голосе опять сказала:

– Вставай – опоздаешь!

– Но, ведь, не опоздал же пока. Рано ещё… – ответили из спальной.

– Видишь, Марина, и так почти каждый день. Я действительно уже замучилась с ним. Он всегда был таким? Почему ты меня не предупредила? Я бы никогда за такой экземпляр замуж не пошла. Он что – не понимает, что так нельзя? Или он хочет, чтобы я его кормила и одевала, а он будет мне дарить свою любовь? Ты про такую любовь что-нибудь слышала? Нет? А я где-то читала, что такие, как твой брат и мой нынешний муж называются Альфонсами. Мне такой не нужен, извини… – Люда перевела дух и уже не сказала, а грубо потребовала:

– Вставай, до проходной добежать ещё успеешь!

Ответ прозвучал на редкость чётко и конкретно:

– Теперь поздно… зачем вставать? Я уже опоздал! Ты сама сказала… – Юра перевернулся на другой бок и, открыв глаза, рассудительно продолжил: – Бегаю я медленно, дыхалка не та. В боку чего-то покалывает. Сердце, наверное. Позвони в неотложку. Пусть мне таблетку от сердца привезут, а я ещё немного полежу… Надо будет попозже в поликлинику сходить за больничным…

Закончив монолог, Юра потянулся, сладко зевнул и ещё раз перевернулся в кровати. Его взгляд остановился на сестре, молча стоящей в дверном проёме с решительным и очень сосредоточенным видом. Наверное, с минуту оба молчали. Юра понял, что попался с поличным и выкрутиться в такой стуации будет вряд ли возможно. Терять было нечего, и он первым нарушил молчание, решив выбрать тактику нападения:

– Вот только не надо меня жизни учить! Я, Мариночка, в своей жизни уже достаточно поработал! Имею право отдохнуть! Можно подумать, ты вся изработалась. На шею Николай Михайловича взгромоздилась и…

Марина резко перебила:

– Я вырастила ребёнка и сейчас работаю полную трудовую неделю, не в пример тебе, болезному. Больше помощи от меня не жди. Денег не будет. Ты присосался к Люде, ко мне. Попробуй у Гали одолжить. Я посмотрю, куда она тебя пошлёт! Может быть ты у Лариски попросишь? Или Тамаре в Венгрию напишешь, мол, вышли сестрёнка денежек, а то работать – ох, как невмоготу. Захочешь обратно в тюрьму – твоё дело. Я с передачками к тебе ездить не стану!

С этими словами она вышла из спальни и, накинув на плечи пальто, вместе с Людмилой вышла на лестничную площадку. Люда спешила на работу и времени на разговор прямо сейчас у неё не было. Марина предложила поговорить по дороге. На трамвае номер тридцать семь они доехали до «Красной Нити», где Люда по-прежнему работала старшим технологом. Марина уговорила её не принимать поспешных решений. Пусть хотя бы год после освобождения закончится, а там – время всё исправит, время всё решит! Люда, как обычно, обещала подумать.

Перед тем, как вернуться на Дворцовую, практически, по дороге, Марина заехала в свой институт на улице профессора Попова, чтобы, уже в который раз за время обучения, оформить отпуск. Жёнам служащих на окраинах страны офицеров делались большие послабления. Иногда на то, чтобы закончить институт, у некоторых из них уходило десять-двенадцать лет. В деканате заочного отделения её подозвала к себе секретарь декана и, заговорщицки подмигнув, протянула запечатанный конверт без штампа почтового отделения, марки и обратного адреса:

– Такой красавец! Везёт же некоторым… – и опять подмигнула.

«Виталик!» – обожгла мысль.

Быстро вскрыв конверт, Марина пробежала глазами содержание короткой записки: