Радость моих серых дней - Екатерина Дибривская

Открываю дверь ключом и тихо прохожу к своей комнате. В ней стоит только старая софа и деревянный стеллаж с лампой. Собираю торопливо вещи в сумки. Тихон размеренно ходит по маленькой комнатушке.

– Севиндж? – удивлённо заглядывает в комнату Дарина, жена хозяина. – Почему ты не на работе? Валид будет недоволен.

– Она уходит. – отвечает за меня Тихон. Резко и грубо. – Документы девчонки где?

– Кто вы? – прищуривается та. – Она не может уйти. Она должна отработать. Нам обещали.

Тихон шумно ступает в её сторону. Нависает над чеченкой.

– Мамаша, я что-то непонятно сказал? Девушка уходит из вашего дома и с работы. Спасибо за гостеприимство, – он зло усмехается, – но дальше мы сами. Документы?

– Я не могу вам отдать её документы. Валид запретил. Нам обещали, что она отработает долг своей семьи. Не такой уговор был.

Я холодею.

– Какой долг? – спрашиваю. – Я не знаю ничего ни про какие долги. Дядюшка сказал, вы поможете. Работу и дом дадите. Что рожу спокойно и ребёнка в ясли пристрою, а потом дальше работать у вас стану.

– Отвечай ей, – рычит Тихон.

– Асланбек, её дядя, слово дал, что она отработает долг в триста тысяч долларов. – поспешно говорит она Тихону. – После рождения ребёнка восстановится и отработает. Обещал забрать ребёнка в аул, чтобы мелкий не мешал ей.

– Мне никогда не заработать в кафе таких денег, – шепчу.

Она смеётся. Просто заходится в своём диком хохоте. А потом успокаивается и утирает выступившие на глазах слёзы.

– Севиндж, не будь такой наивной. Не в кафе. – Женщина смотрит на меня как на грязь. – Для тебя приготовили место в борделе. Ты же отдалась первому встречному, наплевав на правила приличия, воспитание и традиции. А могла отучиться и выгодной невестой стать. Асланбек сватал тебя нашему старшему сыну. Спасибо, Аллах отвёл потаскуху от нашей семьи!

Тяжёлый кулак пролетает в считанных миллиметрах от головы Дарины и в щепки разбивает наличник на двери комнаты. Тихон в бешенстве. Больше, чем я когда-либо видела. Его глаза полыхают яростью.

– Не забывайся, мамаша! – грозно кидает он. – С беременной женщиной разговариваешь. С моей женщиной! Мне тебя в порошок стереть труда не составит. Два щелчка пальцами – и шея переломится. Мужа твоего, всю семью выпилю. Квартиру и кафе до последнего кирпичика уничтожу. В пыль изотру. Я таких мразей ещё на войне убивать начал. Прикрываетесь своим Аллахом и бесчинствуете во славу ему!

Он сплёвывает ей под ноги.

– Лучше не зли меня. Отдай документы, – его голос опускается до хриплого шёпота. – Асланбек за свой долг сам пусть платит. Девчонка моя, и её забираю! Мужу передай, сунется к ней – головы не сносит.

– Я не могу, – упирается та.

Боится, а упирается. Мужа больше рассердить страшится, чем незнакомца. Такие порядки. Я её понимаю. Знаю правила. За кров, за еду, за работу я ей всё же благодарна. Иду на выручку.

– Дарина Саидовна, позвоните Валиду Бекхановичу, спросите позволения, – шепчу я в слезах.

Не стоят они того, чтобы Тихон грех на душу взял. Без него мне худо будет. Не справлюсь.

Он кидает на меня недовольный взгляд и бросает женщине:

– Звони. – И мне: – А ты помалкивай! Не женское это дело. Не в твоём положении. Тебе поберечься нужно.

– Валид, – спешно говорит в трубку Дарина. – Тут с тобой поговорить хотят.

Она отдаёт трубку гостю и неслышной тенью скрывается в темноте коридора.

Я продолжаю собирать вещи. Хочу скорее покинуть этот дом. Надеюсь, что навсегда. Надеюсь, мне больше не потребуется помощь этих людей. Лучше от голода и мороза умру, но только не в борделе.

Не слушаю, что Тихон говорит Валиду. Его тихие речи пугают меня больше крика.

– Мамаша, – громко зовёт он минут через десять.

Дарина возвращается и принимает назад телефон. Выслушивает указания. Хмурится. Не нравится ей решение мужа, но подчиниться приходится.

Уходит снова. Наконец приносит мои документы, и я выдыхаю. Свободна.

– Готова? – спрашивает Тихон.

– Да.

– Ну поехали.

Он.

Сердце колотится со скоростью бешеной. Мою девчоночку – в бордель? Кулак против воли летит в мразь с грязным ртом. В последний момент мозг включается. Корректирую траекторию. Бью со всей силы в дверной косяк. Боли не чувствую. Лишь ярость. Злость, что выхода просит. Если бы не девчонка за спиной, убил бы эту тварь на месте. Размазал бы как таракана.

Не терплю отказа. Чувствую, что сдержанность покидает меня. Подводит. К самому краю. К черте жирной. Но девчоночка как чувствует, влезает в разговор.

Недовольный, но понимаю, что права она. С бабой этой толку говорить нет. А с мужиком её проблем не составляет договориться.

Выхватив документы, проверяю. Всё на месте: паспорт, СНИЛС и медицинский полис. Прячу во внутренний карман.

– Готова? – спрашиваю.

– Да, – отвечает тихо.

– Ну поехали.

Беру её нехитрые пожитки. Сомневаюсь, что пригодятся. Я ей всё куплю. Новое. Самое лучшее. Чего она достойна. Окуну в роскошь. Шелка и меха надену. И бриллиант на палец.

Вот чего она достойна.

А не грязной комнаты и работы поломойкой с отвратительной перспективкой на обозримое будущее.

В лифте снова стоим так близко, что чувствую толчки. Странные. Дивные. Жаль, что руки заняты пакетами. Прижимаюсь теснее. Понять пытаюсь. Что это за диковинные движения?

Девчоночка перехватывает мой взгляд и опережает вопрос:

– Икает.

– Это не опасно? – спрашиваю шёпотом.

– Нет, – отвечает. – Теперь главное хотя бы ещё 4-5 недель доходить. В идеале – 7-9.

– Доходим, – смотрю в её глаза, и она улыбается одними губами.

– Доходим, – повторяет еле слышно.

***

Мы в самой лучшей клинике. Знаю, потому что у моего юриста жена тут недавно рожала. Усаживаю девчоночку в мягкое кресло, а сам отхожу позвонить.

– Глеб Борисович, здравствуйте, дорогой! Как врача звали, что роды у вашей супруги принимал?

– Здравствуйте, Тихон Александрович! А что?

Говорю, как есть. Что помощь нужна. Специалист опытный. Проверенный. Не хочу кому попало здоровье девушки и ребёнка вверять. Слышу имя в ответ. Благодарю сердечно. Прощаюсь коротко.

Возвращаюсь, а девчоночки нет. Как ветром сдуло. С ресепшн на меня внимательно смотрят две пары глаз.

– Здравствуйте! Мы можем вам помочь?