Стеклянный шар - Наталия Романова

– Ничего, – всё, что она нашлась ответить.

Не так Лида представляла себе знакомство с родителями Ивана, если честно, не особенно и представляла. Несмотря на собственный переезд в огромный дом Фроловых, в душе она осталась жительницей тесной однушки из микрорайона бюджетных пятиэтажек. Не верилось, что когда-нибудь это изменится. Сознание человека меняется долго, иногда с огромным трудом. Подсознание зачастую не меняется вовсе.

Тем более, Лида не могла и вообразить чудовищность ситуации, в которой ей придётся познакомиться с близкими людьми Ивана. Неважно, как это могло бы случиться: в ресторане, на официальной встрече, в домашней обстановке, на прогулке в парке, но абсолютно точно не так, как происходило здесь и сейчас, под почти всхлипывание Марселя и скулёж Борща.

Лида знала – родители Ивана живут в уединении в Швейцарии, в особняке, больше похожем на замок, с видом на горы. Отец давно отошёл от дел, сейчас время от времени выступал финансовым консультантом для таких имён, от которых у простого смертного кружилась голова, входил в политический истеблишмент Западной Европы и организовал «карманный» туристический бизнес – явно как развлечение в старости. Даже от куриц и кроликов пенсионера Кондрашова было больше практической пользы, чем от сети гостиниц, отелей и домов на горнолыжных курортах Европы. Про маму Ивана Лида знала и того меньше.

Семейный капитал Фроловых не наращивался поколениями, Ефрем Иванович оказался в нужное время в нужном месте, как и его отец, бывший партийным работником высокого порядка. Иван же сумел раскрутить доставшиеся средства до огромных масштабов, войдя в списки богатейших людей мира.

Гробовая, пугающая тишина повисла в помещении, словно чугунная плита она придавила всех, включая непоседливого, ничего не понимающего щенка. Гнетущая неизвестность сдавливала грудь, дышать становилось тяжелее и тяжелее.

– Вы хорошо себя чувствуете? – словно сквозь толщу воды услышала Лида.

– Всё хорошо, – просипела она в ответ.

Хорошо… Что может быть хорошего в сложившийся ситуации, в перекошенной усмешке судьбы, ударах сердцах, звучащих, словно пощёчины. Хлёстко, звонко, оглушающе.

– Не понимаю, что этой-то здесь нужно? – Лида подпрыгнула от неожиданности. Голос отца Ивана прорезал тишину, как раскалённый нож заледенелый наст, вызывая шипение.

Этой? Лида оглянулась. Не поняла. «Этой» – это ей?

– Гоните в шею! – продолжал громыхать Ефрем Иванович, широко шагая вдоль длинного коридора, идущего из кабинета Ивана в холл, где осталась жена, внук и Лида.

– Не горячитесь, не стоит, – рядом суетился Милославский, успевая сделать пяток некрупных шажков в один шаг Фролова-старшего.

– Я ещё не начинал горячиться! Мой сын пропал, власти только делают вид, что «предпринимают меры», его бывшая жена-проститутка явилась, как ни в чём не бывало, а служба безопасности перетряхивает грязное бельё, вместо того, чтобы рыть землю носами! Я не желаю слышать о предположительных половых связях любовницы моего сына, не хочу видеть Мишель Ришар на пороге этого дома! Я ясно выразился, Милославский?!

– Боже мой… – периферическим зрением Лида увидела, как Марина Ивановна мелко, словно прячась, перекрестилась, а Марсель замер в неестественной позе.

– Мы вылетаем сейчас же! – продолжал извергать молнии Ефрем Иванович. – Уничтожу! – прогудел, глядя прямо на Милославского. Впрочем, тот ничуть не растерялся, продолжал виться ужом, изображая услужливого добрячка.

– Фима! – Марина Ивановна одёрнула мужа, когда он остановился у застывшей троицы, будто врезался в стену из бетона. Борщ, заслышав крики, предпочёл ретироваться, поджав в испуге уши и хвост. – Прекрати сейчас же.

– Чего?! – прогудел, как иерихонская труба, Ефрем Иванович.

– Сейчас же! – негромко, но крайне убедительно отчеканила мать Ивана.

– Мишель Ришар? – Марсель вытянулся и уставился на деда. – Моя… мать?

– Святые угодники… – громыхающий праведным гневом ударил себя широкой ладонью по лбу. – Да, Мишель Ришар – твоя мать, – наконец, твёрдо проговорил он. – Ты хочешь её видеть?

– Да, – неуверенно кивнул Марсель.

– Пустите эту… – Ефрем Иванович замялся, проглотив эпитеты, явно крутившиеся у него на языке и абсолютно точно не предназначенные для детских ушей. – Чего стоим, кого ждём? – гаркнул он на Милославского. – Топай, встречай дорогую гостью!

Мишель Ришар оказалась женщиной без возраста. Издали, когда только заскочила во входную дверь, она показалась совсем юной, на мгновение Лида опешила, задавшись вопросом, во сколько же она родила. Вблизи же выглядела старше, при этом возрастные изменения начисто отсутствовали в лице и фигуре гостьи.

Худая, скорее жилистая, с выступающими венами на кистях рук, острыми коленями, продолговатыми, очерченными икрами. Тёмно-каштановые волосы длиною ниже плеч, уложены нарочито небрежно. Приковывающая внимание внешность, одновременно отталкивающая.

Впрочем, в Лиде могла говорить элементарная женская ревность, не дающая увидеть достоинства в потенциальной или прошлой сопернице. Растерянность, желание сойти с планеты или с ума. Главное – не наблюдать больше пошлый водевиль, который разворачивался на безумных квадратных метрах дома Ивана.

Мишель заговорила на французском, глубоким тембром, подчёркивающим грассирующие звуки. Марина Ивановна и Ефрем Иванович, постоянно проживающие в Швейцарии, французским языком, естественно, владели, в отличие от Лиды, которая могла лишь догадываться о разворачивающейся перед ней картине.

Присутствующим было не до приличий, никто не вспомнил, что стоит подумать об ещё одной невольной участнице событий. Или попросту не посчитали нужным. Что там говорили о половых связях любовницы Ивана? «Любовница Ивана» – это непосредственно Лида или кто-то ещё? Дина? Любая другая женщина? Хотелось орать, как дикий зверь – раскатисто, зычно, на всю округу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марсель молчал, также как и Лида. Невольно она сделала шаг к мальчику, обхватившему себя руками, смотревшему на гостью набычившись, с нескрываемым интересом и болью, читающейся на ставшем совсем детским лице. С каждым сказанным словом он хмурился сильнее, обхватывал предплечья с такой силой, что тонкие, мальчишеские пальцы белели буквально на глазах. Лида притянула к себе Марселя, обняв со спины, белёсая макушка упёрлась ей в подбородок, парнишка вздрогнул, однако не отпрянул, позволил в свой адрес простой поддерживающий жест.