1000 лет радостей и печалей - Ай Вэйвэй

бывший муж действовал в рамках закона, когда отказался растить сына.

Отец редко говорил о трудностях, которые пришлось перенести в те дни, — и тогда, и потом, и с нами, и с друзьями он предпочитал молчать, оставаясь верным своему заявлению, сделанному четверть века назад:

Никто не страдает острее, чем я.

Я предан эпохе, я слит с эпохой, но я молчу

Уныло, как преступник в узилище.

Это его молчание, когда под конвоем идет он к месту казни.

Вскоре отца вместе со мной и сводным братом отправили на край пустыни, и мы, не взяв почти ничего из личных вещей, вынуждены были начинать новую жизнь в «маленькой Сибири».

Много лет спустя, в апреле 2011 года, на второй день своего ареста я стал доказывать, что у меня есть законные права, и тогда следователь со значением посмотрел на меня. «Неужели не знаешь, что было в руках у Лю Шаоци, когда к нему в дом ворвались хунвэйбины? Он держал конституцию».

Лю Шаоци, ветеран революции, коммунист с 1921 года, был главой государства на момент начала «культурной революции». Он составил текст китайской конституции и предполагал, что она защитит своего создателя. Но в 1966 году Лю обвинили в том, что он пошел по капиталистическому пути, сделали изгоем и заключили в импровизированную тюрьму. Он умер от воспаления легких в ноябре 1969 года и был тайно кремирован под вымышленным именем.

Следователь поднял голос, чтобы убедительнее донести мысль. «Нет никакой разницы, — сказал он, — между тем, что было тогда, и тем, что происходит сейчас. Сегодняшние руководители точно так же могут оказаться на месте Лю».

Он прямо сказал то, что и так было понятно. Он имел в виду вот что: никогда не забывай, что при тоталитаризме жестокость и абсурд идут рука об руку.

Глава 9. Свободнее ветра

С момента основания нового режима до смерти Мао Цзэдуна в 1976 году Китай пережил более пятидесяти политических кампаний, и каждая очередная оказывалась более неистовой, чем предыдущая. «Культурная революция» погрузила страну в мир фантазий и бредовых идей.

После того как в августе 1968 года Прагу оккупировали войска Варшавского договора, отношения Китая с Советским Союзом стали еще более напряженными. Советы разместили миллион человек на границе с Синьцзяном, и некоторое время казалось, что война неизбежна. В ожидании войны в младшей школе стали всячески подчеркивать значение изучения иностранных языков, и я узнал, как по-русски произносятся такие, например, фразы: «Сдавайте оружие, и вас не убьют» и «Мы хорошо обращаемся с пленными».

Однажды вечером в октябре 1971 года у двери появился молодой человек. К изумлению отца, он достал из кармана бумагу — конфиденциальный документ ЦК партии, в котором сообщалось, что заместитель председателя Линь Бяо погиб в авиакатастрофе над территорией Монголии при попытке сбежать за границу. Молодой человек случайно увидел этот документ в администрации совхоза и почему-то решил, что его нужно передать единственному человеку, который достоин того, чтобы это узнать, — моему отцу.

В администрации вскоре обнаружили пропажу документа, и нашего гостя на два дня и две ночи подвесили на стропила, чтобы выяснить мотивы его действий. Кстати сказать, когда бумага попала к руководству госхоза, новость и так уже знал весь мир.

Линь Бяо был высокопоставленным генералом, отцом-основателем КНР, а в ходе «культурной революции» сыграл ключевую роль в триумфе Мао над противниками. Но их отношения испортились, что в конце концов привело к катастрофе. Попытка Линь Бяо сбежать в Советский Союз была серьезным ударом по репутации Мао, и после этого он был сам не свой.

Двадцать первого февраля 1972 года произошло нечто еще более поразительное. В Пекине приземлился самолет с Робертом Никсоном на борту — первым американским президентом, прибывшим в КНР. Визит Никсона стал знаком внезапной оттепели в многолетней холодной войне, ничего подобного никто в Китае не ожидал. Семь месяцев спустя премьер-министр Японии прилетел в Пекин, и через несколько дней Китай и Япония объявили о нормализации дипломатических отношений. В свете этих событий журналист Эдгар Сноу, который рассказал миру о Яньане в своей книге «Красная звезда над Китаем» (Red Star Over China), снова приехал в Китай и спросил Чжоу Эньлая, жив ли еще поэт Ай Цин. «Да, — последовал ответ. — Он набирается жизненного опыта в Синьцзяне».

По возвращении из «маленькой Сибири» в Шихэцзы нас разместили в гостинице производственного корпуса — трехэтажном здании, стоявшем на видном месте на перекрестке в самом центре города. Там нам выделили две комнаты друг напротив друга, и наша жизнь сразу стала приятнее благодаря отоплению и электричеству. Меня уже зачислили в первый класс средней школы, той самой, где я успел какое-то время поучиться несколько лет назад. Меня назначили старостой, мой рисунок висел в школьном коридоре, а одно из сочинений поместили на доску объявлений.

Само собой разумелось, что отличники вроде меня должны вступать в комсомол — организацию, созданную отчасти для поощрения достижений, а отчасти для того, чтобы формировать мировоззрение молодых людей и готовить их к вступлению в Коммунистическую партию. Как сказал секретарь комсомола, если меня не принять, будет сложно объяснить, почему приняли тех, у кого оценки хуже. Однако моя кандидатура оказалась спорной: некоторые сторонники жесткой линии подвергли сомнению мою благонадежность (ведь мой отец был «правым элементом») и потребовали, чтобы я отрекся от него. Но победили те, кто меня поддерживал, — они говорили, что правильное образование сделает из меня человека. Так что меня приняли в комсомол, и я в первый — и последний — раз в жизни стал членом политического объединения.

Во время учебы в средней школе Шихэцзы я познакомился с Чжоу Линь, которая потом сыграет важную роль в моей жизни. Спокойная, независимая Чжоу Линь была на три года старше меня и тоже из Пекина и то ли из-за своего поведения, то ли из-за манеры одеваться выделялась на фоне остальных девушек. Она частенько приходила к нам в гости по выходным и выбирала что-нибудь почитать на книжных полках, потом привязывала стопку книг и журналов к багажнику велосипеда и уезжала, а через неделю возвращала их.

В мае 1972 года Чжоу Эньлаю диагностировали рак, и силы стали его покидать. Дэн Сяопину, отправившему Мао из провинции Цзянси два письма с самокритикой, разрешили вернуться и восстановили его в должности вице-премьера. Другие пострадавшие в начале «культурной революции» за то, что «шли