Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 1 - Александр Дмитриевич Григорьев

Добрыня на добро́м кони.

Соходи́л Добры́ня со добра́ коня,

80. Станови́л кали́ку супроти́в собя́:

«Уж ты ой есь, калика перехожая!

Ты давно ль, калика, из Нова́-града?» —

«Из Нова-града да я вцерашна дня». —

«Ище всё ли в городи по-старому,

85. Всё по-старому в Кийёви, по-пре́жному ль?

Що ль по-старому цярит солнышко Владымерьско?

Ище жива ли кнегинушка Апраксия?

Ище жива ли моя да родна матушка?

Ище жива ли моя молода́ жона?»

90. Отвецат ёму калика перехожая:

«Ище всё во городи по-ста́рому,

Всё [по]-старому во Киёви, по-прежному:

Що-ль по-старому церит солнышко Владимерьско,

Ище жива кнегинушка Апраксия,

95. Ище жива твоя родна матушка

И здорова твоя веть молода жона;

Молода жона твоя заму́ж пошла́

За того-ли за Олёшку за Поповиця;

А-й вцерась у них было рукобитьицо,

100. А-й сегодни у Олёшеньки смотреньицо,

А-й как завтра Поповиць к венцю пойдёт!»

Тут спроговорил Добрыня таково́ слово:

«Уж ой еси, калика перехожая!

Уж ты дай-ко мне-ка платья калицьёго,

105. Ты возьми-тко моё-то платьё цветноё!»

Тут спроговорит калика таково слово:

«Не даю я тебе платья-то калицьёго,

Не возьму я твоёго-то платья цветного:

На твоё-то платьицо люди зарятся!»

110. Тут он брал калику за жолты кудри,

Он бросал калику о сыру землю,

Он снимал с калики платьё нищоё,

Он давал он своё-то платьё цветноё,

Приезжал Добрыня к широку двору;

115. Он коня вязал да к дубову столбу,

К дубову столбу да к золоту кольцю;

Он насыпывал пшеници белопшонныи.

Он ступил, Добрыня, в нову горницю:

А-й Олёшенька Поповиць за столом сидит,

120. А-й как солнышко Владымерьско — тысяцким,

А ёго млада кнегина у стола стоит,

На подноси цяри́ да зелена́ вина.

Тут взыграл Добрыня в золоты гусли.

По гуслям ёго кнегиня приметила,

125. Тут спроговорит кнегина таково слово:

«Уж ты ой еси, солнышко Владымерьско!

Прикажите поднести мне-ка цару́ вина

Ище́ йэтому калики перехожому:

Мне ёго́ гусли да показалисе!»

130. Наливали цару́ да зелена вина;

Испивал Добрынюшка всю́ до дна

(Ище их цара́ — да полтора́ ведра!).

Тут взыграл Добрыня во второ́й нако́н;

По гусля́м кнегина ёго́ приме́тила,

135. Тут спроговорит кнегина таково́ слово:

«Уж ты ой еси, солнышко Владымерьско!

Прикажите мне-ка поднести другу́ цару

Ище этому калику перехожому:

Мне ёго гусли́ да показа́лисе!»

140. Наливали цару да зелёна́ вина;

Испивал Добрынюшка всю́ до дна

(Ище их цара — да полтора ведра!),

Он спустил в цару да свой злачон перстень

(Оне тем перстнём да обручалисе!),

145. Тут спрогов[ор]ил Добрыня таково слово:

«Уж ты ой еси, Олёшенька Поповиць-кнезь!

Не тебе бы веть за столом сидеть;

Уж ты ой еси, солнышко Влады́мерьско!

Не тебе веть сидеть да будёт тысяцким;

150. Не моёй бы кнегины у стола́ стоять,

Не носить бы цяры да зелёна вина;

Що-ль у нас в граду было три жо́ноцки:

А-й да две жоночки да две рязаночки,

Третья жоночка — моя Настасьюшка!»

155. Уж он брал Олёшу за желты кудри,

Он бросал Олёшу о дубовой пол.

Ищо столько Олёшенька жонат бывал,

158. Ищо столько Поповиць и с женой сыпал.

20. Мать князя Михайлы губит его жену

Поехал кнезь Михайла во чистоё полё,

Он наказыват своёй маменьки родимыи:

«Уж ты ой еси, моя маменька родная!

Уж ты пой-корми мою кнегинушку

5. Ты медо́вою е́ю водою [так],

Ты корми-ко ю колачиком пшени́чным,

Уж ты дай ей высыпатьсе до воскресе́нскии обе́дни!»

Не успел Михайла-князь да с двора съехати, —

Бросала́сь ёго́ ма́менька родна́я,

10. Истопляла она умы́льню*-па́рну ба́йну,

В калину́ нажгла валючоё каменьё.

Она брала ёго младую княгину

Что-ль за ёй за руцки за белыи,

Что-ль за ёй за персни злачоныи, —

15. Поводила ю во мыльню-парну байну:

Роспорола у ей нежныи груди,

Навалила каменья горе́чего,

Завертела в хрупщату́ю* камо́чку*;

Закупи́ра[115] в белодубову коло́ду.

20. Сама кры́кнула-зы́кнула

Што-ль своим зыцным го́лосом:

«Уж вы слуги мои, слуги верны,

Слуги верны, безызменны!

Вы снесите-тко колоду сыродубову,

25. Вы броси́те ей сере́дь мо́ря си́него!»

У Михайлы конь да на коленка пал (2 раза),

Тут Михайла-князь да догода́лсе:

«Охте мне-чюшки! У меня в дому да нездорово:

А либо маменьки моёй не стало,

30. Либо младые моёй кнеги́ны,

Ли́бо бе́лыи моёй беля́ныи*!»

Воротилсе князь Михайла с половины дорошки широкии.

Приезжал Михайла к широку двору:

Он коня вязал да к дубову столбу,

35. К дубову столбу да к золоту кольцю;

Он насыпывал пшеницы белопшонныи.

Тут ступил Михайла-князь да на широкой двор,

Тут стойе́ли ёго слу́ги ве́рныи:

«Уж слуги ль мои, слу́ги ве́рныи!

40. Ище всё ли у меня в дому здорово?»

Ёму слуги отвечали:

«Ище всё, всё, суда́рь Миха́йла,

У тебя в дому здоро́во!»

Тут ступи́л Миха́йла на новы́ сени́,

45. Тут стояли ёго слуги верны:

«Уж вы слуги мои, слуги верны,

Слуги верны вы да без[ъ]изменныи!

Ище всё ли у меня в дому здорово?»

Ёму слуги поклонились:

50. «Ты прости, прости, Михайла, — виноватыи:

Что-ль не стало у тебя младыи кнегины,

Твоёй белыи беляныи!

Не успел ты, князь Михайла, с двора съехати, —

Бросала́се твоя ма́менька родна́я,

55. Истопляла она умы́льню-парну байну,

В калину́ нажгла валючоё каменью,

А брала твою младу княги́ну

Что-ль за ёй за ручки за белыи,

Что-ль за ёй за персни злачоныи,

60. Поводила ю во умыльню-парну байню,

Роспорола у ёй нежныи груди,

Навалила каменья горечего,

Завертела в хрупщатую камо́чку,

Закопала в сыродубову колоду,

65. Са́ма крикнула-зы́кнула: