На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

гвоздях рабская куртка и какое-то цветастое шмотьё, внизу стоят рабские сапоги. Да под стол задвинуты две табуретки, а на столе чашка, тарелка… Эркин выложил на стол яблоки и шоколад и потянул с плеч куртку.

– Не спеши, я сама всё сделаю.

– Ты лучше дверь закрой, а все игры с раздеванием я сам знаю.

– Нет, – она упрямо мотнула головой. – Шляпу и сапоги ладно. Не люблю разувать. А остальное я.

Но он уже снял и повесил на свободный гвоздь куртку, попутно проверив задвижку на двери. Пристроил поверх куртки шляпу и разулся.

– Смотрю, не обжилась ещё.

– На шторы и постель всё ушло, – просто ответила она, ставя рядом с его сапогами свои туфли. – Пол чистый, не бойся.

– Я вижу.

И впрямь, дощатые пол и стены, стол, табуретки, – всё отмыто до блеска, простыни на кровати белые…

– Огляделся? А теперь на меня посмотри.

Эркин повернулся к ней и улыбнулся, не разжимая губ. Она обняла его, развязала ему шейный платок, мягко провела руками по груди, расстёгивая на нём ковбойку. Он обнял её за плечи и стоял так, давая ей возможность расстёгивать его пояс и джинсы. Потом, когда она опять подняла руки к его плечам, чтобы снять с него рубашку, быстро перехватил её за талию и нашёл узел. Её красная юбка была по-рабски на завязках, и белая кофта тоже по-рабски – на шнурке у шеи. Паласная одежда и отличалась от обычной рабской тем, что имела застёжки. И если к штанам на завязке он в имении привык быстро, то необходимость снимать рубашку через голову бесила его кратковременной, но полной беззащитностью, когда руки спутаны и лицо закрыто. Потому и уходя из имения, всё взял в рабской кладовке, а рубашку – господскую, с воротником и застёжкой на пуговицы сверху донизу… Странно, что она себе одежду цветную сделала, а по-рабски. Хотя… она ж работает. А для работы так удобнее, конечно.

Она рассмеялась, когда одновременно с его рубашкой на пол упала её юбка.

– Молодец, умеешь.

– Тебя же выучили.

Она медленно, плавно сталкивала с него джинсы. На секунду удивилась, нащупав под ними трусы, но тут же ловко прихватила их вместе с джинсами и гладящим движением сдвинула их с его бёдер. И так же плавно он распустил узел на её кофте, растянул вырез до предела, чтобы открыть налитую грудь. Она с улыбкой убрала на секунду с его бёдер руки и высвободила их из кофты. Ещё снимая юбку, Эркин нащупал на ней трусы и теперь, как и она, прихватив их вместе с тканью кофты, скатывал вниз.

И вот вся одежда лежит у их ног на полу. Она слегка отстранилась, по-прежнему глядя ему в лицо.

– Ложись. Я сейчас сложу всё.

Он кивнул и отошёл к кровати, сел на край. Она очень быстро и ловко разобрала и сложила на табуретках его и свои вещи. Эркин осторожно покачался, пробуя кровать на прочность. Вроде нормально и не скрипит. Она опять задвинула табуретки под стол, выпрямилась и откинула волосы. Крупные чёрные завитки-кольца свободно лежали на её покатых плечах. Она стояла, выпрямившись, спиной к нему, так что он хорошо видел её всю. Узкую спину с желобком, упругие правильной формы ягодицы, длинные стройные ноги. Она, чувствуя его взгляд, напрягла мышцы так, чтобы яснее обозначились ямочки на пояснице, положила руки себе на широкие, круто выгнутые от талии бёдра и медленно плавно повернулась, показываясь теперь спереди. Плоский твёрдый живот, кудрявая аккуратная поросль на лобке, большие твёрдо стоящие груди. Такие большие, что было непонятно, как они уместились на её узком стане. И спереди талия казалась от этих грудей ещё уже.

– Ну как? – она победно улыбнулась. – Хороша?

– Мне надо сказать: да, миледи, – усмехнулся Эркин, – или обойдёшься?

Лицо у неё стало растерянно-беззащитным, и тогда он улыбнулся ей уже по-настоящему.

– Не обижайся, но я ж не клиент, так что… А, ладно, пусть будет по-твоему.

– Нет, – она тряхнула головой, – твоя правда. Захочешь, сам скажешь. Тебе как, не болит совсем? Можно трогать?

– Не болит. Можно.

Он хотел добавить, что всё можно и всё может, но она уже подошла и села к нему на колени, обняла за шею так, что он уткнулся лицом в её волосы, а его руки обхватили её. Теперь она мягко шевелилась, ворочалась в его объятиях, тёрлась об него всем телом, трогала губами его шею, ключицы. Было щекотно и… непривычно. Нет, он всё это знал и понимал, но она действительно горячила его, помимо воли. Он погладил её по спине.

– Не больно?

– Нет, – ответила она. – А с чего должно быть больно?

– У меня ладони шершавые.

– Да-а? – удивилась она. – Совсем даже не больно. Щекотно чуть, и всё.

Эркин негромко рассмеялся.

– Ну, смотри, если соврала. А то я поверил.

И погладил её уже сильнее, нажимая на нужные точки.

Она быстро крутанулась на месте и сидела теперь верхом лицом к нему. А её руки теперь гладили его плечи и грудь, нажимая на те точки, от которых у него задёргались мышцы в низу живота.

– Я ж говорила, – засмеялась она, откидываясь назад, чтобы впустить его, и тут же придвинулась, прижимая лобок к лобку.

Он взял её за локти.

– Качели?

– А удержишь меня?

– Ногами упрись. И за локти меня возьми.

И когда она обхватила тонкими сильными пальцами его локти, Эркин медленно откинулся и, посадив её на себя, лёг поперёк кровати, коснувшись головой стены. И так же медленно стал подниматься, укладывая её на свои колени. И новый кач. Уже быстрее. И ещё. И ещё. Она смеялась:

– Ну, силён.

– А ты чего ждала, а?

Он всё ускорял и ускорял движения и, когда в очередной раз лёг, упёрся лопатками в постель, быстро перебросил руки на её бёдра и, прижимая её к себе, ударил, и ещё раз, и ещё, и ещё…

Она ахнула от неожиданности и повалилась на него, но тут же выпрямилась, села, упираясь обеими ладонями в его грудь, и поймала его удар встречным движением. И ещё раз, и ещё, и ещё… Она, смеясь, всё гладила и гладила его грудь, ключицы, то и дело пробегая пальцами по заветным точкам. Эркин чувствовал, что начинает терять контроль над мышцами, и, не желая поддаваться ей, сам напрягся, выбрасывая струю. Но она не поняла, решив, что просто поторопилась, и, уже успокаивая, погладила его плечи и грудь.

– Отдохнёшь?

Эркин засмеялся.

– С чего бы это ты устала?

– Я?! – возмутилась она. – Ты ж кончил!

– Ну и что? –