Мое простое счастье - Лаура Дейв

Я кивнула и снова посмотрела на фотографию Милы, чтобы не встречаться с Ником глазами. Затем, по-прежнему не глядя на него, я бросила ему телефон. Хочется верить, что именно поэтому он не долетел, а шлепнулся Нику под ноги. Мы оба уставились на валяющийся на полу мобильник, но никто из нас не пошевелился, чтобы его поднять.

Ник сделал еще один глоток.

– Я тут подумал… Пока я жил один в этом доме… чужом доме… меня постоянно мучила одна мысль: сколько же времени мы проводим, пытаясь слушать друг друга. Мы страшно гордимся, что так старательно слушаем, и можем упустить самое главное – то, о чем любимый человек боится нам сказать.

Я подтянула колени к груди и обхватила их руками.

– Ну и? – спросила я. – О чем же я боялась тебе сказать?

Вместо ответа Ник опустил руку в карман – медленно, неуверенно, – достал оттуда какой-то предмет, посмотрел на него и бросил мне.

Маленькая красная коробочка. Не бархатная, но все же коробочка для кольца. Я открыла ее и увидела кольцо с бриллиантом. Оно было очаровательно и словно принадлежало той же эпохе, что и обветшалый вестибюль.

Я достала его большим и указательным пальцем и подняла глаза на Ника:

– Я не понимаю…

Я по-прежнему держала кольцо двумя пальцами и по-прежнему не была уверена, что происходит.

– Я приехал, чтобы сделать предложение.

– Кому?

– Тебе.

Я смотрела на кольцо, очаровательное старомодное кольцо, онемев от удивления.

– Но… я же замужем.

– Знаю.

Я опять подняла глаза на Ника:

– Ты дождался, пока я выйду замуж, чтобы сделать мне предложение?

Он хотел что-то ответить, но я его перебила:

– Ты вообще в своем уме?

– Просто посмотри…

Ник указал на кольцо: на внутренней стороне была та же надпись, что и на медальоне, который он подарил мне в той, другой жизни – нашей жизни: «Тебе, навсегда».

– Это бред, – сказала я и встала, собираясь уйти. И почему на то, чтобы выбраться из этого ужасного вестибюля, требовалось так много времени?

– Послушай, Энни, я знаю, что между нами все страшно запутано. И знаю, что это во многом моя вина.

Ник тоже поднялся с места и теперь стоял, преграждая мне путь.

– Но я хочу, чтобы ты знала: у нас с Перл ничего не было. Она тут вообще ни при чем. Я влюбился не в нее, а в свое представление о ней, в свое представление о другой жизни… более простой, более стабильной… в свое представление о том, чего я должен хотеть. Но на самом-то деле я хочу чего-то другого, если ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.

– Не особо.

Ник посмотрел на меня. С одной стороны, я ждала пояснений, а с другой – прекрасно знала, что он имеет в виду. А он знал, что я знаю. Ник пытался сказать мне, что ничего не изменилось. Но есть черта, после которой вернуться уже невозможно. Разве он не оставался за этой чертой слишком долго?

– Мы с тобой хотим одного и того же, Адамс. Вся наша жизнь и карьера построена на этом. И мы еще можем вернуть то, что у нас было. У меня запланировано два проекта в Европе, а в конце года, похоже, я буду снимать в Бразилии новый фильм. Мы сможем вместе путешествовать по миру. – Ник улыбнулся. – Зря я осуждал тебя за то, что ты хочешь свободы. Потому что сам я хочу того же – свободы вместе с тобой.

Я не знала, смогу ли объяснить ему, что больше не хочу свободы, а хочу чего-то более надежного, не урывками. Чего-то более непрерывного, прочного, способного расти. Но почему тогда что-то во мне рвалось прочь из Уильямсберга с тех пор, как я сюда приехала?

– Мне пора, – проговорила я.

– Я знаю, о чем ты боялась мне сказать, – не слушая, продолжал Ник. – Возможно, сама ты не помнишь, но в тот день, когда я ушел, ты не особенно удивилась. Ты в какой-то степени этого ожидала.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что успех фильма и три с половиной минуты славы просто ненадолго вскружили мне голову. Я начал сомневаться, такой ли жизни я хочу. Мне ужасно жаль, что в итоге пострадала именно ты. Думаю, ты это знаешь. Теперь я и сам это знаю и могу исправить то, что пугает тебя больше всего.

– А именно?

– Ты можешь на меня рассчитывать. Я всегда буду рядом.

Я потрясенно взглянула на него.

– Возможно, иногда я буду ошибаться и делать глупости, но если ты дашь мне шанс, я обязательно все исправлю…

Что-то внутри у меня лопнуло, и я почувствовала: надо срочно отсюда уходить. И не потому, что меня захлестнула волна ярости, боли и возмущения, а потому, что в глубине души я испытывала нечто совершенно иное.

– Мне нужно идти, – проговорила я и протиснулась мимо Ника.

Как только я осталась одна и нас разделила тяжелая старая дверь, мне сразу полегчало. Я вдохнула, выдохнула и пошла прочь.

Но, сделав несколько шагов, я почувствовала, что в руке у меня что-то есть – кольцо, я по-прежнему сжимала в кулаке кольцо.

И я снова болезненно вдохнула, потому что мне пришлось вернуться в вестибюль, где, неподвижный и потерянный, стоял окровавленный Бэтмен – на том самом месте, на котором я его оставила.

Я не сказала: «Возьми. Это твое». Я вообще ничего не сказала – просто положила кольцо на пол, рядом с телефоном, не осмелившись еще раз дотронуться до руки Ника.

И на этот раз, выйдя из вестибюля, я побежала.

Домой я вернулась около трех ночи, неся в руках два мокрых коричневых пакета. Гриффин все еще не спал. Он сидел на кухне, приходя в себя после тяжелого вечера, а на столе перед ним лежала раскрытая книга и стояла большая кружка кофе. Вторая порция кофе варилась на плите.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – ответил Гриффин.

Он посмотрел на пакеты, потом снова на меня. Вид у него был скорее усталый, чем сердитый – очень усталый и зловеще спокойный, – и от этого вопрос, с чего же начать, сразу сделался еще труднее.

Я прошла в кухню, поставила пакеты на стол и нерешительно присела напротив.

– Когда ты вернулся домой? – спросила я.

Гриффин взял одной рукой кружку и поднес ее ко рту.

– Недавно. Мы решили устроить полуночный ужин для тех, кто мужественно продержался до конца.

– И что вы приготовили?

По взгляду Гриффина я видела, что ему не хочется отвечать. Что из всех возможных вопросов этот, пожалуй, самый неуместный. Но у меня был план – по крайней мере, так мне казалось.

– Мини-бургеры с шампиньонами и луковый суп со специями, – ответил Гриффин.

– Сам-то ты успел перекусить?