Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут

На какое-то время Карл вернулся к прежней пассии — божественной Баблон, тем более что муж графини погиб в кровавой резне, которой сопровождалась Фронда. Впрочем, при всех прелестях этой приятной, хотя и алчноватои юной дамы Карла больше занимала вновь разгоревшаяся война. Вскоре после его возвращения во Францию к противникам короны во главе с принцем Конде присоединился герцог Лотарингский. Людовик, окруженный с обеих сторон, послал Карлу— письмо с просьбой переговорить с герцогом, находившимся в это время вне Парижа. Считая, что и впрямь может сыграть миротворческую роль, Карл отправился без промедления, даже, по собственным словам, не переодевшись. Непонятно почему, но увертливый, как уж, герцог Лотарингский увел свое войско, и разочарованные руководители Фронды заявили, что в дезертирстве союзника виноват Карл. Они пришли в такое неистовство, что поклялись «бросить его в воду, привязав предварительно ноги к шее». Разъяренная толпа осадила Лувр, в сточных канавах было полно крови, и английский двор решил бежать. Карл ехал рядом с экипажем матери, готовый в любой момент защищать ее от нападения. Но в этом не было нужды. Несмотря на все усилия новоявленной амазонки — Большой Мадемуазель, поставившей к этому времени на Конде, дело принца было проиграно. Людовик вернулся в столицу, дав себе, подростку, клятву никогда более не подвергаться унижениям и опасностям, какие только что пережил. Испытывая облегчение оттого, что все кончилось так благополучно, он не забыл о своем английском брате, считая себя обязанным отблагодарить его за роль, сыгранную в этой истории. Оказавшись в безопасности за стенами Пале-Рояля, Людовик «в самый разгар церемонии» поблагодарил Карла за «великие усилия, которые он приложил к тому, чтобы устранить печальные разногласия между королем и его народом».

Но эта благодарность не была подкреплена более ощутимыми дарами. С возвращением Людовика бразды правления вновь оказались в руках Мазарини. Он считал важными союзнические отношения с мощной Англией Оливера Кромвеля и понимал, что в лице Карла обладает средством, при помощи которого можно вернуть англичан за стол переговоров. Именно поэтому Людовик по-прежнему держал Карла в черном теле, не отпуская его от себя. В результате король еще больше пал духом. В то время как его брату Якову позволили вступить во французскую армию, что принесло ему немалую известность, Карл вынужден был подыскивать себе хоть какое-то занятие. Для начала он послал лорда Норвича в Брюссель и Гаагу, но из этого, как нередко случалось и ранее, ничего не вышло. Затем он принял решение отправить Уилмота, которому только что дал титул графа Рочестера, к императору Священной Римской империи. Не согласится ли он, а также немецкие принцы и короли дать своему союзнику немного денег и солдат или хотя бы встретиться с ним? Но дипломат из Рочестера получился неважный. «Вы уверены, что, получив письмо, он не кладет его в карман и тут же о нем забывает?» — раздраженно бросил Хайд в разговоре с королем. Тем не менее Рочестеру в конце концов удалось донести призыв своего господина по адресу, однако принцы и короли, чью казну выпотрошила война, смогли предоставить лишь небольшой долг, да и то всей обещанной суммы не выплатили, а часть того, что было дано, охваченный непонятным энтузиазмом Рочестер потратил на рождественский сливовый пудинг, сладкие пирожки, запеченное мясо и студень.

Судя по всему, Карл в наибольшей степени мог рассчитывать на голландцев, хотя и тут никаких гарантий не было. Смерть принца Вильгельма повлекла за собой целый ряд событий, едва ли не таких же знаменательных и разрушительных, как и в Англии. Европейцы с изумлением взирали за происходящим в семи провинциях во главе с Голландией, где резиденция принца Вильгельма в Штадтхолдере опустела, а в Гааге собралась Национальная Ассамблея, объявившая об упразднении монархии и формировании нового, объединенного правительства. Семья Оранских была также отстранена от руководства армией, провинции получили статус автономий, оранжисты вынуждены были уйти в подполье, а ключевую роль в государственном новообразовании, особенно во внешней политике, стала играть Голландия как самая богатая из провинций. Представлялось естественным, что это новообразование в лице английского парламента будет стремиться найти союзника, и действительно, в этом направлении сразу же были предприняты определенные шаги. Правда, сопровождались они взаимным недоверием и выдвижением с обеих сторон невыполнимых требований. Англичане с их животной завистью к огромному богатству, обеспеченному морским господством Голландии, начали подготовку к войне.

«Парламентское охвостье» приняло Акт о навигации,[1] запрещающий импорт товаров в Англию не на английских судах. Ясно, что эта акция была направлена на подрыв голландской торговли. И действительно, она нанесла по ней сильный удар. Состоялись и другие шаги, также подталкивающие страны к войне. Под предлогом транспортировки французского груза английские каперы перехватывали голландские суда. К постоянным трениям приводило также требование англичан в знак признания их суверенитета над прибрежными водами приспускать флаги на кораблях. В общем-то голландцы воевать не хотели, памятуя о том, что их флот нуждается в серьезном обновлении, и тем не менее в начале апреля 1652 года адмиралы Блейк и Тромп обменялись несколькими выстрелами. Война, пусть и неофициально, началась.

Обрадованный Карл усмотрел в этом свой шанс и сразу же встретился с голландским послом в Париже, заверяя, что попросит французов о поддержке, и предлагая усилить голландцев собственными судами. Те отнеслись к предложению известного оранжиста, не пользующегося к тому же сколько-нибудь заметным международным влиянием, настороженно. Карла это не смутило, и, когда в июле того же года война была объявлена официально, он выступил с целым рядом новых инициатив. Король английский был готов обеспечить голландцам союзничество Ирландии и Шотландии, что должно помочь им сокрушить врага. Если голландцы помогут ему восстановить власть над островами Силли и в Ла-Манше, то взамен они получат бессрочное право на рыболовство в водах Оркнейских островов. Карл предложил также, чтобы, взяв от его имени под контроль Тайнмут, голландцы отрезали Лондон от источников снабжения углем. Но на возможных союзников все это по-прежнему не производило никакого впечатления — даже посул отдать остров Гернси, который, по словам Карла, отвоевать у Английской республики не трудно. Тогда Карл пошел pia крайнюю меру. «Если Генеральные Штаты предоставят мне некоторое количество судов — не больше, чем, с их точки зрения, будет достаточно для того, чтобы плыть под моим штандартом, — я отправлюсь в поход лично и либо с Божьей помощью возьму верх над врагами, либо погибну». Но и это предложение было вежливо отклонено.

Через два года после начала войны, истощившей обе стороны, начались переговоры о столь желанном мире. Растянувшиеся довольно надолго, они завершились подписанием договора, оказавшегося тяжелым ударом лично для Карла. Стороны принимали на себя обязательство изгнать со своей земли противников режима каждой из них и никогда впредь «не предоставлять им убежища, помощи и гостеприимства». Иными словами, отныне Карл не мог рассчитывать на поддержку голландцев. Чтобы окончательно закрепить это положение, в договор была включена статья, согласно которой его сестре Марии (чье холодное и высокомерное простодушие в политических вопросах было по меньшей мере помехой) возбранялось принимать брата даже в собственных владениях. В качестве платы за мир англичане требовали, чтобы «на территории, находящейся под юрисдикцией Соединенных провинций, ни единый бунтовщик или открытый враг Английской республики не был допущен (или заключен) в замки, города, гавани и иные открытые и закрытые места, принадлежащие лицам, какое бы положение они ни занимали и гражданами какого бы государства ни являлись». По словам Хайда, договор был для короля и его сторонников как нож в сердце.