Восхождение к власти: день гнева - Соломон Корвейн

- Это нельзя положить в полное обвинение, - строго произнёс Маритон, в уме уже прокручивались варианты и картины того, как он кинется.

- Конечно нельзя, а поэтому я отправил за вами служебного дрона, который проследил за вами и установил информацию, которой хватит, чтобы обвинение стало цельным.

Оба напряглись, аккамулярий в гневе шагнул вперёд, но тут же был остановлен. Из пустоты, скинув скрывающие плащи, вышли киберарии - личная стража Легата. Оставаясь невидимыми, они явились в момент, когда нужны. Два киборга, скрывая лица под серыми капюшонами, оказались справа и слева от своего хозяина. Их металлические руки сжимают длинные белые плазменные винтовки от выстрела которых не защититься.

- Взять под их стражу, как нарушителей догматов Макшины и Директив Апостолов, – отдаёт приказ Легат. – Подвергнем их процедуре Протокола «Delete».

Ноги Анны подкосились, и она начинает падать, но Маритон не даёт ей это сделать и подхватывает на руки.

- Зачем? Зачем всё это… циркачество? – поднимает голову аккамулярий, потёкшие слёзы девушки обожгли его душу. – К чему собрания и планы? Почему сразу нас… не повязал, сволочь?

Киберарии одним движением отшвырнули Маритона от Анны и один из киборгов скрутил его, второй же заломал девушку.

- Протокол должен быть соблюдён, - хладно даёт ответ Легат, без всякой жалости наблюдая за арестом. – Формальность и право, да и ваша полезность мне не позволяла ликвидировать вас.

- Почему ты это делаешь? – взмолилась дама, закованная в цепкой хватке воителей металла и плоти.

По щекам Анны побежали слёзы, и она позволяет себе выплеснуть эмоции. Двое мужчин обменялись взглядами – буйство чувств Маритона и морозец бездушия Легата. И прежде чем Киберарии вывели их, Легат машинно молвит знаковую для Информакратии фразу:

- Ради общего блага.

Глава восьмая. Протокол «Delete»

21:03. Первая стадия ночного цикла. Город Тиз-141.

Погода из бушующего ревущего шторма перетекла в состояние холодного и относительного покоя, спокойного и словно выжидающего смерти города. Всё переросло в «плачь небес», который будто бы говорит о печали божьей по душам, которым суждено сгинуть в карательном огне. Дождь не перестал быть слабым, или немощным, нет, он всё такой же напористый и моросью его назвать не получится. Но вот ветер стал ещё холоднее, пронизывая до костей, заставляя каждого трястись от дикого мороза совершенно неестественного для этих краёв. Ледяные ветровые потоки терзают город силой, что спокойно качает деревья до страшного треска и хладностью, доводящей до онемения открытые участки тела.

Такова стала погода в некогда благополучных и тёплых краях, после Континентального раздора и Великой европейской ночи. Бесконечные выбросы в атмосферу опасных и загрязняющих веществ, испытания с климатическим оружием и просто свинское отношение к природе стало громким эхом, которое сейчас возвращается в таком виде.

Однако какова бы не была обстановка на улице, за толстыми стенами крепкого здания она даже и не чувствуется. Достаточно себя хорошо оградить крепким жилищем от капризов погода и уже всё равно становится на то, что наворотили предки. В камерное помещение не проникает ни единого потока порывистого и холодного ветра, но и тёплой её не назовёшь, скорее сносной и приемлемой для того, чтобы продержать там пару человек несколько часов.

Посреди белых стен в маленьком помещении, на лавочках из чёрного пластика сидят два человека. В подвале исполинского тридцатиэтажного здания, которое отдавалось тому, что можно назвать полицией и судом, всего два десятка камер. Но большего и не нужно, ибо редко когда выдаётся момент содержать преступника на время судебного разбирательства. Очень редко.

- Зараза, - фыркнул мужчина, - не верю, что всё это произошло. А день так хорошо начинался.

Тут всё залито ярким светом, исходящим от панельных ламп на потолке, поэтому отлично просматривается каждый уголок, каждый сантиметр и прекрасно видно, кто сидит. Мужчина средних лет с грубыми чертами лица – широкий нос, тяжёлый взгляд, хмурые брови, машистый подбородок и в придачу со шрамом на губах. Чёрные нестриженые волосы небрежно лежат на голове и отсвечивают серебристым сиянием лёгкой сединой. На его теле покоится серо-блестящий плащ, грязные штаны, кожаная майка и сапоги до колен, утянутые шнурками.

В такой же одежде, положив голову на плечо парню, сидит рядом девушка. Её роскошные длинные волосы чуть завиты, волнами ложатся на грудь и плечи. Лик девушки прекрасен, даже несмотря на то, что макияж практически стёрт. Выразительные, отравленные печалью, глаза, отливающие обворожительным оливковым оттенком, аккуратный носик и тонкие чуть бледные губы, щёки, покрытые парочкой ссадин – всё это угнетающе отягощают эмоции уныния и страха перед неминуемым наказанием.

В такой близости Маритон ощущает лёгкий, остаточный аромат от духов, который всё так же приятен. Волосы девушки веют эфемерно-малиновым запахом и вкупе с уходящим благоуханием розы они создают приятный фон в камере, позволяя парню насладиться ансамблем приятных призрачных духов.

- Что ж, вот и спелись, – мрачный голос Анны лёг на душу мужчины тяжёлой гирей. – Недолго я зрела истину.

- Подожди, может всё ещё будет хорошо, – пытается успокоить девушку Маритон. – Я не думаю, что всё закончиться очень тяжко.

- Скажи честно, ведь у нас нет шансов?

- Анна, - возмутился Маритон, подавляя злобу от всей безнадёжности ситуации. – Что ты такое говоришь? Мы ещё будем жить. Будем радоваться каждому дню.

Глаза прекрасной особы устремились на белую стальную дверь, повернув голову направо, убрав голову с плеча напарника. Несмотря на довольную обыденность, она выглядит устрашающе и давяще.

- Вот когда она откроется, с нами ничего хорошего не случится.

- Всё будет в порядке, ангел мой, – Маритон всё так же напрасно пытается успокоить возлюбленную. – Знаешь, когда выберемся, обещаю, сделаю всё, чтобы мы вылезли из тюрьмы. Хоть даже если горло придётся рвать киберариям.

- Ты про этот изолятор или о стране? – шутливо вопросила девушка.

- Про всё, – улыбнулся мужчина. – Про всё…

- И куда бы ты хотел убежать отсюда?

Маритон задумался. Живя ещё во времена, когда не была построена темница душ под названием «Аурэлянская Информократия», а сам аккамулярий был мальчонкой, можно встретить множество государств, которые просто поражали политическим разнообразием, хотя и прибывали в одинаковом диктате олигархии и плутократов. Но со времён восхождения к власти апостолов вся информация о других странах перестала поступать в массы,