Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг

сбора урожая. Нагрузка просто невыносимая.

– Меня заменит вдова Бланше. Она знает всех поставщиков.

Катарина Бланше напоминает мне мою сестру Клементину – такие же светлые волосы и фарфоровое лицо.

– У нас нет времени на ее обучение. Мне жаль, но вам придется подождать до окончания уборки.

Она расправляет узкие плечи.

– Сейчас у меня нет выбора. Мой кузен созвал всех родственников, и я должна там быть.

– Почему вы позволяете кузену диктовать вам, что делать и куда ехать? – спрашиваю я, бурля от гнева. – Где ваша преданность? Вы пробыли в нашей семье пятнадцать лет, а теперь все бросаете по требованию кузена?

Она поправляет чепец, сверкая глазами.

– Когда революционеры штурмовали Версаль, чтобы схватить королевскую семью…

Тут уж я взрываюсь.

– Ой, черт побери! Революция была давно. Какое она имеет отношение к уборке винограда?

Она останавливает мой речевой поток, подняв ладонь.

– Я пела для Людовика XVI и Марии-Антуанетты, когда революционеры схватили всех придворных и заключили в Бастилию. Мой кузен спрятал меня в вашей монастырской школе, решив, что там безопасное место. Я обязана ему жизнью.

Я в ярости топаю ногой.

– Лизетта, я не могу вас отпустить. На вас лежит обеспечение продуктами во время уборки, и мы не можем без вас обойтись. Ваш кузен должен подождать.

Она медленно снимает передник.

– Я вдова, и моя единственная семья собирается сейчас в Швеции. Как вдова, я имею право распоряжаться собой, если только ваш Наполеон не изменил в своем премудром Кодексе права вдов. – У нее дергается больной глаз, но она твердо стоит на своем. – Я пережила годы Террора. Теперь я свободна и не могу позволить никому, даже вам, меня удерживать. – Она снимает чепец; каскад рыжих кудрей, роскошный, как осенняя листва, падает на ее плечи. Меня поражает ее королевское величие.

– Я заботилась о вас с двенадцати лет, – продолжает она. – Развивала ваши таланты и любознательность, терпела ваше упрямство. Но я не поощряла ваш эгоизм. Вы развили его сами. – Положив аккуратно сложенные передник и чепец на мой стол, она уходит.

Пожалуй, я заслужила гнев Лизетты. Она не рабыня, в конце концов. Она мой друг и советчица, моя опора. И вот теперь она ушла.

Внезапно мне делается душно, и я распахиваю окно. Я вижу, как на улице папá помогает Лизетте поставить сундук в дорожную коляску. Должно быть, он приехал навестить меня. Но нет. Когда коляска трогается, он идет куда-то по улице. Странно.

Под фартуком Лизетты на моем столе лежат невыполненные заказы и неоплаченные счета – все это требует внимания. Лучше я займусь этим. Кроме меня, никто этого не сделает.

Коронация Наполеона

Париж, Франция, 1804 год. Политическая оппозиция, роялисты и якобинцы, замышляют покушение на Наполеона, чтобы захватить власть во Франции. Они хотят вернуть контроль над обширными землевладениями, которые были конфискованы у церкви и аристократов во время Французской революции. Даже король Людовик XVIII, живущий в изгнании, поклялся вернуть захваченную собственность бывшим владельцам.

Между тем Наполеону необходимо возвысить себя в ранг королевской персоны, чтобы на равных общаться с иностранными правителями. 18 мая 1804 года Наполеон убеждает сенат принять закон о коронации его в императоры Франции, а император выше короля. После смерти Наполеона его титул и трон перейдут к его наследнику. Особенно насущная проблема, поскольку у Наполеона нет наследника, а императрица Жозефина уже не так молода, чтобы подарить его императору.

«Огромные амбиции – это страсть великой личности. Наделенные ими люди могут делать все очень хорошо или очень плохо. Все зависит от принципов, которые движут ими».

Наполеон Бонапарт

Босой и полуодетый, в белых бархатных панталонах, украшенных золотыми пчелами, Наполеон Бонапарт выглядывает из окна дворца Тюильри на обширные сады. Сияющие колонны обрамляют величественную улицу, тысячи фонарей сверкают сквозь кроны деревьев. Он надеется, что Жозефина тоже видит это магическое зрелище, одеваясь к их свадьбе.

Папа Пий VII заставил их венчаться в церкви, чтобы он мог благословить коронацию Наполеона. Какая нелепость! Спустя девять лет после гражданского брака супружеская чета должна дать священный обет у алтаря.

Наполеон отходит от окна, и камердинер подает ему мундир. Наполеон вдевает в рукав одну руку, потом другую.

Манжеты висят ниже его отшлифованных ногтей.

– Тиар, как это понимать?

Камердинер багровеет.

– Ох, сир, прошу прощения. Меня заверили, что мундир переделан.

– Я должен быть через десять минут в храме. – Наполеон сдергивает мундир с себя. – Если к этому времени мундир не будет готов, тебя заменит любой из тысячи камердинеров, мечтающих служить французскому императору. – Он швыряет мундир в Тиара, и тот, пятясь, выходит.

Пока Наполеон ждет, он пишет Людовику XVIII, публично осудившему его решение короноваться в императоры.

«Право на мой трон дано мне Францией. Я буду защищать его своей шпагой».

Он слышит, как кто-то вошел.

– Ты быстро, Тиар. – Но это ужасный Красный человек.

– Как, по-твоему, папа узнал, что у вас с Жозефиной была только гражданская церемония бракосочетания? – спрашивает он.

– На что ты намекаешь? – спрашивает Наполеон, похолодев.

– Жозефина слишком стара, чтобы родить наследника, вот она и попросила папу, чтобы он настоял на католическом венчании – тогда вы не сможете развестись.

– Я никогда не разведусь с Жозефиной. Она мое сокровище. Моим наследником станет мой племянник и внук Наполеон Луи Шарль Бонапарт.

– Ты имеешь в виду внука Жозефины. Но нужно, чтобы в наследнике текла твоя кровь. – Красный человек кашляет кровавой слизью.

– Слушай, приятель, покажись доктору с этим твоим кашлем.

Возвращается с мундиром Тиар. Наполеон надевает его.

– Гожусь в императоры, да? – спрашивает Наполеон у Красного человека, но тот уже исчез. Скатертью дорожка.

19

Ты раздражаешь слух

Наш пятый сбор винограда, но на этот раз все идет по-другому. От оглушительной жары виноград съежился на лозе еще до начала работ. Вдова Демер не смогла набрать достаточное число опытных сборщиц и привезла множество грязных, оборванных женщин и детей из беднейших предместий Парижа; их мужья и отцы призваны в Великую армию. Крестьянские блузы липнут к их коже и не сохнут на ветру. Пестрые шарфы на шее пытаются защитить тело от солнечных ожогов. Кожу покрывают мелкие прыщи, которые они расцарапывают до крови. Вдобавок ко всему они привезли из города платяных вшей. После отъезда Лизетты я не отпускаю от себя Ментину, пока мы рвем виноград, чтобы она не подхватила болезни от работниц.

Франсуа не обращает внимания на мои предостережения и работает плечом к плечу со сборщицами.