Стоунхендж - Юрий Никитин

Велес от удивления раскрыл рот.

— Мы?

— Не нравится?

— Но это ж брехня!

— Зато какая. В большую брехню верят лучше. Аграндиозную — сразу принимают. Так вы все просто вне правил, вне законов. Вывсе — силы тьмы, так объявлено. И вы еще собираетесь придерживаться каких-топравил в борьбе с таким противником!

Красные сполохи костра играли на его лице. Оно выглядело ещеболее жестоким, чем их нечеловеческие лица. Красные волосы сами казалисьпламенем. А зеленые глаза блестели, как два изумруда, всегда холодные,бесчувственные.

Перун двинул плечами, смотрел хмуро.

— Не пойму, в чем твоя сила. То, что я вижу, одни твоипоражения... С треском, сокрушительные! Но твоя мощь растет. Когда мы с тобойвстретились впервые, я был самый могучий бог на свете. Помнишь? Самый молодой,сильный, красивый. Мне поклонялись все на свете, приносили в жертву самыхкрасивых женщин, лучших коней... А ты только вышел из Леса, в соплях путался,тени своей пугался, на коня кидался с вилами — за безрогого лося принял... Новот ты — молод и силен, хотя ты простой смертный, а я, бессмертный бог, ужестар. И силы мои не те.

— Войны становятся все злее, — напомнил Олег.

— Их ведут другие боги. Не понимаю, как получается утебя? Даже сейчас, когда в мир пришли новые боги, могучие и ревнивые?

Олег подумал, пожал плечами.

— Наверное, потому, что мой бог — разум. Знание. Я этонасаждал всегда, всюду. А наш мир, несмотря на все зигзаги, все же умнеет. А якак жрец становлюсь сильнее.

— Не как бог? Или ты как тот с дудочкой... запамятовал,как его звали, теперь он Сварог?

Олег рассмеялся, но в смехе сожаления не было.

— Мой мир вообще без богов. Так что богом я не стану влюбом случае. Но ты не тревожься. Это лишь сначала мне казалось легко. Царстворазума выстроить во сто крат труднее, чем царство веры. Очень непросто мнедаются даже самые крохотные шажки!

Улучив момент, калика шепнул Томасу:

— Ума не приложу, как тебе удалось склонить их на своюсторону. Я уже все способы перепробовал, все доводы привел. Если в самом делеЛеля поможет...

— Эта красивая женщина?... Она в самом деле богиня?

— Богиня любви и красоты.

— А... славянская Афродита?

— Афродита — значит рожденная из пены. Ты думаешьслучайно в ее имени корень «род», «родить»?.. Словом, нам даже помощь Лелисгодится. А ежели еще и других склонит помочь?

— Если ты, мудрый, не уболтал, что я могу?

Калика покачал головой.

Томас краем глаза следил за светлеющим небом. Звездыпомеркли, вершины деревьев видны хорошо. Это здесь, в окружении дубов темно, апо остальной земле уже победно идет рассвет. Вот-вот из-за Края Земли вырветсябожественный луч, подожжет облака, пойдет вниз...

Когда вершины деревьев заблистали оранжевым, он сжался,изготовился к грохоту, вспышкам... словом, нечисть должна исчезать не просто, ас дикими стенаниями, воплями, богохульством. Так обещал их полковой капеллан. Аполяну заполонят запахи серы и паленой смолы.

— Томас, — поинтересовался Олег, — ты чтонадулся, как мышь на крупу? Или живот схватило? Признаться, еда у них грубая,хоть это и боги. Они ничему не учатся, вот их главная беда. Потому их днисочтены.

— Их дни сочтены не потому, — нашел в себе силывозразить Томас.

Солнечный огонь медленно сползал по стволам. Костер ужедогорел. От углей еще несло жаром, но багровый свет подернулся серым пеплом.

Калика говорил еще что-то мудрое, но не очень нужное, ноТомас напрягся, остановившимися глазами следил, как яркий луч опустился науровень человеческой головы...

И тут увидел с ужасом, что из темной чащи вышли языческая богиняЛеля и Яра. Они отсутствовали почти всю ночь и сейчас все еще беседовали тихо,шли медленно, касаясь друг друга кончиками пальцев. Но солнечный луч, Томас этовидел отчетливо, продырявил зеленую листву как раз у них на пути! В утреннемполумраке этот луч выглядел огненным мечом в руке грозного архангела, которыйперегородил дорогу нечестивым.

Томас бросился навстречу. И с ужасом увидел, что опаздывает.Им оставалось два шага. Лада на миг запнулась, что-то объясняя, но Ярапродолжала двигаться, ее длиннющие, как у цапли, ноги несли ее прямо подкарающий и всесжигающий луч...

Томас сцепил зубы, зажмурился. В глазах ослепительноблеснуло. Он переждал, пока перестанут плавать красно-багровые круги, обреченнораскрыл глаза, в душе было холодно и гадко.

Лада и Яра неспешно шагали уже по залитой солнцем поляне. Ихзолотые волосы горели, как расплавленное золото, тяжелыми водопадами ниспадалина прямые спины. Искорки прыгали в волосах, похожие на крохотные солнца.

Он испустил вздох облегчения. Значит, это он зажмурился стакой силой, что посыпались искры, а потом потемнело. Но почему с этимиженщинами ничего не случилось? Даже Яра должна если не сгинуть под ударомсолнечного бича в руке бога, то по крайней мере покрыться в наказаниебезобразными язвами. А уж языческая демоница... демонесса...

Леля обратила внимание на встревоженный вид рыцаря:

— Сэр витязь, что стряслось?

— Это он о нас беспокоился, — сказала Яраязвительно, — чтобы нас зайцы не задрали. Он зайцев совсем не боится!

Томас вспыхнул:

— Да что б я... Да пусть вас хоть медведи...

Яра кивнула на него с пренебрежением.

— Я ж говорила! Языком молотит, как помелом! Ипрекрасных дев спасает, и зверей не страшится... А теперь видно, каков на самомделе...

Проходя мимо, Леля подарила озверелому от возмущения Томасупонимающую улыбку. За эту улыбку он простил ей даже то, что она самая красиваяиз собравшихся демонов. Ведь красота — это личина, под которой Сатана помогаетпрятать мерзкое нутро. А чем красивее, тем в большей чести у врага родачеловеческого.

Но когда он отвернулся, Яра была задумчивой, она страннопосматривала на молодого рыцаря, опускала взор. В лиловых глазах было смятение.Томас отвернулся, не выказывать же бесчувственной женщине, что беспокоился.Обещали довезти ее жениху в целости и сохранности. Иначе не заплатит!

Небо постепенно светлело. Костер догорал, багровые углирассыпались, подергивались серым пеплом. Перун пошевелил веткой в золе, словноискал испеченное мясо.

— Если ты прав, то нам надеяться не на что?

Древние боги, а ныне демоны, как неустанно напоминал себеТомас, чтобы душить в зародыше зарождающуюся симпатию к этим созданиям, сиделиуже тихо, уставшие от бесовских плясок. Все лица были обращены к калике. Тотвыглядел невеселым, глаза запали.