Стоунхендж - Юрий Никитин

Яра с подчеркнутой неохотой поменялась с каликой местами,но, как он заметил, вскоре уже держалась к рыцарю ближе, чем раньше он сам.Видимо, ее гнедая кобылка не на шутку заинтересовалась белым красавцемжеребцом.

Когда болота пошли так часто, что приходилось петлять,слезать с седла и вести коней в поводу, Томас бурчал раздосадованно:

— Что за земли! То ли дело в сарацинских песках... Сэркалика, почему здесь на Руси столько болот?

— Эт чтоб тебе было привыкшее явиться в Британии. Тамболот еще больше. А здесь болотам пришел конец... Это раньше было БолотоНастоящее.

— Настоящее? А это какое?

— Эти болота перед тем что брызги с лап не самойкрупной лягушки.

— А как же на нем рос лес?

— Сэр Томас, когда-то по этому самом месту ползлальдина. Так, не самая огромная, всего высотой в две-три версты. Не таяла нилетом, ни зимой. И не было здесь жизни никакой вовсе... Люди? Они тогда жили натом месте, где сейчас сарацинские пески. Там были болота и вот такой же лес...Потом на белом свете потеплело, а здесь и вовсе началось Великое Отступление Льдины.Она таяла, отодвигаясь дальше на Север, где сейчас царство Льда. На том месте,где была Льдина, образовалось исполинское Болото, которое не высыхало ни летом,ни зимой. Но шли годы... какие годы — века!.. и среди пересыхающих болотпоявились трава, кусты, потом чахлый лесок, а затем уже и такой Лес, что вюжных странах не поверят, в глаза плюнут.

— Да уж, — согласился Томас. Он пучком травыпопытался обтереть коня от грязи, но отшвырнул: впереди виднелось новое болото,шире прежнего.

— Тогда-то и пришли сюда первые охотники из южныхстран, где раньше были цветущие долины, а сейчас — жаркие пески. Они основывалиновые племена среди болот, с ними продвигались вслед за отступающим льдом,забирались все дальше к северу. Среди них были славы, давшие начало славянскимнародам, германцы, от которых пошли все западные племена, ныне — народы, и...другие. Не все выжили, большая часть сгинула среди болот. Выжили сильнейшие.

— Сэр калика, что-то я не понял... Выходит, когда-то иэти леса переведутся?

— Переведутся, — подтвердил Олег. Подумав,поправился: — Переведут. Это люди истребили леса в ныне мертвых песках. А безлесов, сам понимаешь...Вспомни сарацинские пустыни. Да ты не горюй. Всемукогда-то

приходит конец. Даже солнце погаснет через каких-нибудьвосемь миллиардов лет.

— Сколько-сколько? — переспросил Томасвстревоженно. Лицо его побледнело.

— Через восемь миллиардов.

— Уф, чуть сердце не выскочило! Это ж надо так пугать,сэр калика! Мне послышалось, через восемь миллионов. Значит, эти болота так ибудут тянуться до самой Британии?

— Ну, разве что для разнообразия будут прерыватьсяболотистым лесом. А еще придется преодолеть полоску соленой воды. И оченьмокрой. Вся Европа живет в лесу, сэр Томас!

Они выехали на огромную поляну. Ее пересекал широкий ручей,по ту сторону виднелось с десяток домиков, перед каждым был распаханный огород.Томас кивнул в их сторону.

— Даже они? Они землепашцы, а не охотники.

— Халупнику до землепашца, — проворчалОлег, — что плотнику до столяра... Ты найди на свете землепашца... илихалупника, который не охотничал бы, не ловил рыбу, не собирал в лесу хворост,не рубил деревья, не заготавливал ягоды, грибы, уголь, лыко для лаптей и березудля растопки, не ставил капканов и ловушек на зверей, силков на птиц...

Томас поднял руки.

— Сдаюсь. Мы все еще лесные люди.

— Уже лесные!

Яра слушала молча, в спорах не участвовала. Держалась онапоблизости, на ее чистом лице иногда возникало загадочное выражение, словно оназнала некий секрет.

Олег кивнул на свежепробитую тропку.

— Смело начали ходить.

Томас не понял.

— А что тут смелого?

— Каждое племя огораживается засеками, сам намучался,не забудешь.

— Не забуду, — содрогнулся Томас.

— А здесь, не довольствуясь лазами да скрытымитропками, шли напрямую. Это раньше мало того, что петляли, да еще и ходиливразбивку, чтобы трава поскорее зарастала на следах. Видно, сильно побилиполовецкую силу, не скоро их матери вырастят новых бойцов, не скоро отважатсяна новый поход...

Яра сняла с седельного крюка баклажку. Это не укрылось от Томаса:он командовал походом, и от его глаз ничто не укрывалось. Особенно, когда этокасалось женщины с лиловыми глазами.

— Зачем?

— Я хочу пить.

Калика смолчал, а командующий походом сказал наставительно:

— Если поддаться первому же желанию напиться, то будешьхлебать воду, как свинья, весь день. А день только начался.

Яра заколебалась — надменный англ чересчур грубил, назло емустоило напиться, даже больше, чем хотелось бы, пусть сам лопнет от злости, нокалика громко хмыкнул, а Томас неожиданно закончил:

— И кто много пьет в пути, опухает, как с перепоя.

Яра заткнула баклажку и повесила обратно.

Олег первым вычленил из золотых и красных листьев нечтознакомое:

— Кажется, повезло... Лесная избушка!

— Баба-яга? — оживился Томас.

— Размечтался.

— А что? Может быть хуже?

— Еще как.

— Что?

— А ничо. Простая лесная избушка.

Избушка стояла на широкой естественной поляне. Квадратнаяклеть с одним окном, крыша односкатная, дверь небольшая и, как заметил Томас,из толстых досок, с деревянными капами, насаженная на березовые же вдолбленныев стену крюки.

Олег снял колышек, которым дверь была закрыта от лесногозверья, шагнул вовнутрь. Томас зашел следом и понял, что избушка попростунаросла из обычного костра, каким пользовались они, а до них тысячи и тысячибезымянных охотников. Вначале костер попросту обкладывали камнями, а ложе длясна выстилали камнями, потом камни поднимали вверх, творили стенки, сводиливместе. Щели придавали тягу.

— Таган, — сказал Олег и кивнул на очаг, сложенныйиз крупных камней. — Не ложись близко. Огневушка-поскакушка может во снепригрезиться...

— А что потом?

— Ну... кому что.

Каменка была раскалена. Угар выветрился вместе с угасающимиуглями. Олег закрыл кляпом дымоход в стене, остаток ночи остались купаться всмоляном запахе, теплом, исцеляющем. За стенами шумел ветер, стучал дождь, аздесь было тепло и уютно.

Яра представила себе, как бы они ночевали там, в лесу, ненайди лесную избушку, плечи сами собой передернулись. Тут даже летом спатьзащищенно от ненавистного гнуса, мошки, комаров, слепней и оводов — дымизничтожит легко, а потом, судя по тому как тщательно рубили избу, сюда муравейне заползет, не обломав усиков и не ободрав боков. «Косяки прирублены, —подумала она, клюя носом, — комар носа не подточит...»