Морзист - Ирина Камнева

Мы сидели молча, прислонившись к холодным стенам. От тишины начало клонить в сон. Я почувствовал, как вокруг глаз стало очень горячо, а потом веки словно налились свинцом и начали сами по себе закрываться. В голове эхом проносились отдельные слова и фразы, а потом откуда-то с неба попадали в одну кучу мерзкие карлики. Запищали, загоготали, а потом вдруг разбежались в разные стороны, когда из кучи показалась свиная голова Верзилы. Он приподнялся и затопал ногами, а карлики взялись за руки и закружились в хороводе…

Когда я понял, что начинаю бредить и просто засыпать, через силу открыл глаза и тяжело вдохнул, словно легкие забились бумагой.

Мишка спал, из его приоткрытого рта тонкой струйкой сочилась слюна на воротник кофты. Степаныч щурился и часто моргал. Лица Мирона я не видел, потому что он отвернулся к стене. Лера бездумно, а скорее даже безумно, таращилась перед собой, вяло потирая глаза. Сейчас они у нее были, как у чертенка.

Вдруг мой взгляд остановился на Верзиле: опустив голову к груди, он сидел на стуле с закрытыми глазами, а его плечи мерно поднимались и опускались от дыхания. Заснул?

От этой мысли сердце заколотилось чаще, и усталость я как будто бы перестал чувствовать. Если получится стащить у толстяка ключи, мы сможем выбраться, и я найду Машку. Нужно рискнуть.

Я медленно поднялся на ноги, но Верзила тут же вскинул голову и в голос рассмеялся. Меня вдруг пробрала злость.

– Че снилось, пацан?

– Ты, урод! Мне к сестре надо, срочно!

В ушах загудело, а перед глазами заплясали черные искорки. Пустое ощущение бодрости вмиг рассеялось. Я страшно хотел спать.

– Соскучился? – процедил Верзила, но, увидев, что я направляюсь к нему, вскочил на ноги и вытащил ножик, заляпанный кровью. – Остынь, Дмитрий. Щас все будет.

Верзила молча вел меня по полутемным коридорам, крепко ухватив за плечо. Когда мы дошли до нужной двери, он сдавленно произнес:

– И только потому, что она сама захотела.

Пихнув меня в комнату, Верзила остался в коридоре и задвинул засов.

Здесь я был не один. Рыжеватые волосы сидели за столом, даже не обернувшись.

– Машка! – подлетел я к сестре и сел перед ней на корточки. Я схватил ее за холодные руки и заглянул снизу в глаза. – Че за херня происходит?! Ты че не спустилась за нами, а?! Что они тебе сделали?!

– Сядь, – спокойно ответила она, кивнув на соседний стул. Ее глаза странно блестели в неярком желтоватом свете, словно чужие. – Надо поговорить.

– Они нас подслушивают щас, да? – зашептал я, поспешно сев на стул. – Машка, не молчи! Валить надо!!!

– Не надо, – перебила меня сестра, невозмутимо глядя куда-то перед собой. – Слушай, Дим. Я одна из них, теперь ты должен знать.

– Чего? – оторопел я, пристально вглядываясь в Машкино лицо. Я надеялся увидеть в нем хоть какой-нибудь тайный знак, хоть какой-то намек на то, что моя сестра не сошла с ума. Чем ее накачали, и на фига мне слушать весь этот бред? Я уже понял, что она имела в виду. Вот только передо мной сейчас сидела не Машка, а кто-то другой. – Машка, что происходит, а?!

– Я. Одна. Из. Них, – отрывисто повторила сестра, нервно отстукивая дробь ногой. – Ты только послушай меня, я все объясню. Здесь мой дом и самые близкие люди…

– Да как вообще?! – воскликнул я, от злости ударив руками об стол. – Ты больная?! Что они с тобой сделали?! – Я схватил ее за руку, пытаясь привести в чувство, но она вдруг резко оттолкнула меня, кинув взгляд, полный злобы и ненависти.

– Это все из-за отчима! – выпалила Машка, потирая руку.

– Че-е? – протянул я. – Ты вообще адекватная, нет? Какой, к черту, отчим?! Мы непонятно где щас находимся!!!

– Он, в общем… – начала Машка, с трудом произнося слова. – Он один раз хотел меня rape…

– Чего?

– Да ничего! – крикнула она и подняла глаза к потолку. – И без rape смысл не меняется!

Я никогда не видел, как сестра плачет, – может, только в раннем детстве – и очень не хотел увидеть это сейчас.

– Только не перебивай меня, – сказала она и начала на одном дыхании: – Шесть лет назад. Мы тогда еще переехали в соседний район, и пришлось школу сменить. Тоже был сентябрь, дождь… Я даже телефон схватить не успела, чтобы маме позвонить, и у прохожих попросить боялась. Только в кроссовки залезла и убежала. Мне тогда было реально очень страшно. Я могла не успеть открыть дверь, он бы схватил меня и закончил… В общем, он так и сделал.

Машка перевела дух, выпустив воздух сквозь сжатые зубы. Она продолжала отбивать ритм ногой и прожигать взглядом воздух, совсем не моргая. Я понял все.

– Этот урод схватил меня за волосы и вырвал до мяса. А знаешь, что я больше всего ненавижу? Закрытые двери. Когда на счету каждая секунда, а у тебя пальцы, как у алкоголика, трясутся, соскальзывают со шпингалета, потому что вспотели, и ты этот чертов замок уже буквально изнутри чувствуешь и только на него один молишься!

– Прости, – сорвалось с языка. Меня бесила Машкина привычка оставлять в дверях щелочки, а сейчас я просто ненавидел себя за то, что нарочно захлопывал двери перед сестрой.

Машка кивнула, опустив глаза.

– Но я все равно тогда убежала, а волосы на затылке не растут больше. Вот, помню, на физре после этого не могла хвост делать, и физручка стала постоянно орать, типа: «Распущенные волосы – распущенный характер». Я ненавидела эту тварь. И всех ненавидела! Она один раз схватила меня за волосы в спортзале при всем классе, и тогда все увидели мой лысый затылок. Кто-то подумал, что я чем-то болею, а кто-то начал цепляться, мол: «Ой, а у тебя правда характер распущенный?», «Ой, а ты знала, что ты на шлюху похожа?». Уроды, ничего не знали и говорили! И никто не знал! Маме я тоже ничего не сказала.

– Почему?! – воскликнул я.

– Я не знаю! – выпалила она. – Мне было очень стыдно и стремно! Я просто не знала, как сказать! Я реально не понимала, что на него нашло! Он вроде как всегда пьяным был или типа того, но точно не в себе. Еще раньше он стал как-то странно на меня поглядывать, но я не обращала на это внимания – я же его почти папой считала! А когда мы с ним первый раз на лестничной площадке столкнулись после того, ну, вечера – случайно вышло, – он угрожать мне стал. Что маму убьет, меня убьет, в общем… Я этого больше всего и боялась. И, короче… ну… вот… – Она начала запинаться в словах, нервно поджимая губы. – Вот если бы это сейчас произошло, я бы орать начала сразу, а тогда… Да я дурой просто тогда была! Я подумала, что мне никто не поверит, что все соседи подумают, что я больная, а отчим их в этом убедит – он же такой! И как же я буду, блин, тому пацану этажом ниже в глаза смотреть, когда он узнает, что меня хотели… Да я просто была мелкой закомплексованной идиоткой! Я и сказать боялась, и дома с этим козлом оставаться, вот и бродила целыми днями где придется, пока мама работала. Но я до сих пор жалею, что с ней не поговорила. Может, все было бы по-другому, хотя уже слишком поздно.