Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

серебряный крест, которым на Крещение Господне святил в храме воду. Теперь же он вознес крест животворящий над притихшим слободским народом.

И было слышно, как читал батюшка молитву, которую по канону читали православные священники во время бедствий и нападений врагов:

– Христе Боже наш! Погуби крестом твоим борющия нас, да уразумеют, како может православных вера, молитвами Богородицы, едине человеколюбче…

Народ, забыв об Главантидёре и его пришлых начальниках, упал на колени.

– Да он, паскуда, нам погибель своим крестом насылает!.. То власть ему наша не от Бога, а от Сатаны… А теперь уже и к расправе трудовой одурманенный народ призывает! – возопил Котов.

– Петр Ефимович! – чувствуя, как переходит инициатива «антирелигиозного мероприятия» в руки «духовного лица», сжал локоть Карагодина Богданович.

Петр Ефимович, сохранивший в своем холодном сердце каким-то чудом родительскую теплинку к своему единственному сыну, с облегчение вздохнул: Гришка уже благополучно спускался на землю. Веревка была заведена под крест. Дело оставалось за малым – нужно было подбить прихожан на революционный подвиг.

– Петр Ефимыч! – круто повернулся к нему на каблуках хромовых сапог Котов. – Вы же главантидер, а не я… Делайте же своё дело!

Председатель колхоза «Безбожник» вздрогнул. Будто очнулся от сна.

– Товарищи! – потер он руки, будто собирался дрова колоть. – Товарищи вы мои дорогие! Гришка свое дело сделал, теперича мой черед.

И он, петляя, будто кто-то целился в его широкую спину, припустился к молившемуся священнику. Добежал, постоял рядом с отцом Василием, будто помогал службу править – и попытался вырвать из рук батюшки тяжелый серебряный крест.

– Отдай, паскуда! – ругался главантидер, когда понял, что справиться с дюжим попом даже ему, Петрухе Черному, георгиевскому кавалеру войны с германцем, красному герою гражданской войны, будет нелегко. – Убью, ежели крест не отдашь!

Отец Василий, подняв крест над головой, продолжал громко молиться:

– Господи! От антихриста и чёрных псов ада защити! Зову Тебя: Иисусе! Сыне Божий, помилуй нас! И погуби крестом твоим борющих нас! Да поможет нам наша православная вера!.. Помоги, Господи!…

Народ зароптал внизу, все стали креститься. Другие повторяли вслед за священником слова молитвы.

Главантидёр, собрав всю свою силу, крутанул руку отца Василия и вырвал из его рук крест.

– Да вот он, крест ваш животворящий! – захохотал Петруха Черный, размахивая им, как палицей. – Чего он может? Кого защитит? Килограмма три серебра. Бочонок водки. Вот и вся цена ему, товарищи «безбожники»!

Батюшка попытался отобрать крест у ирода, но Петр Ефимович перехватил его другой рукой и поднял высоко над головой священника.

– А хотите я ему башку проломлю и мне ничегошеньки за енто не будет? – крикнул с «Голгофы» народу Карагодин.

Народ застыл в ужасе, глядя, как занес над батюшкой тяжелый крест Черный Петруха.

– Никого он не защитит!.. – хрипел Карагодин, роняя изо рта пену близкого припадка. – Ни тебя, ни паству, баранов твоих. А ежели не так, то почаму меня на расшибет громом, не сожжжет молонья небесная, посланная Им, Заступником и Отцом Небесным?.. А? Так получи за вранье свое вековое… На!

И с этими словами он ударил тяжелым крестом священника по голову. Из-под черной шапочки отца Василия полилась кровь. Темно-красный ручеек соскользнул с крутого лба священника на глазницу, побежал по щеке, стекая на молодую зеленую траву.

– Вот! Священной железякою бью по башке поповской – и мне ничего! – бесновался Главантидёр. – Ничегошеньки!.. Как светило солнышко, так и светит! Как ворковали гули, так и воркуют. Кому какое дело, что я эту контру кончаю?

И с этими словами он еще дважды ударил отца Василий по голове, норовя попасть в самое темечко.

Старый священнико покачнулся, но не упал. Глаза его залила кровь. И он, как слепец, вытянув руки к своему приходу, сказал вдруг неожиданные для всех слова:

– Прости их, Господи! Не ведают, что творят…

Подбежавшая к старцу матушка, бережно взяла окровавленного священника под руку и отвела в дом.

– Товарищи! – закричал теперь Котов, обращаясь к народу. – Вы видите, никакого чуда не произошло… Хулитель власти за свои угрозы народу получил по заслугам! И никакой кары небесной не последовало. Это всё враки поповские… Их вредная религиозная пропаганда! Хватит, попили они нашей кровушки. Теперь не перед своим Богом будут отвечать, а перед нашим справедливым законом! Перед государством рабочих и крестьян!

Петр Ефимович, спускаясь с пригорка, зычно зазывал слободчан:

– Подходите к ракитке, товарищи! Там ведро со спиртом! Кружка, краюхи хлебца, соленые огурцы! Причаститесь у диктатуры пролетариата! Выпейте в честь освобождения своего от мракобесия. Жрите, товарищи «безбожники», славные мои колхознички, сколько хотите! Нынче, как при коммунизме, на вас всех хватит…

Сперва к ведру потянулись единицы. Но когда у тенистого дерева образовалась очередь, в новое «святое место» кинулись почти все. Пили дармовую водку, ломали дармовой хлеб, брызгались соленым рассолом, как слезами, поглощаемые из бочонка огурцы…

– Причащайтесь, братья и сестры! Халява, товарищи! Да здравствует социалистическая халява! Ура.

– Ура-а-а!..

– Со свободой вас, товарищи! – крикнул с возвышения Богданович. – Ура свободе духа!

Он притушил голос и наклонился к волосатому уху Котову:

– Ну, пошла плясать губерния!..

– Надо в оба глаза глядеть. А то этому пьяному море по колено: что попа сковырнуть, что комиссара – однох…но! – сверкая восторженными глазами, бросил Петр Ефимович.

Котов, хлебанувший из ведра тоже, захохотал:

– Сколько революционного энтузиазма в этих смиренных душах? Только разбуди его! Мы разбудили!..

Он дал знак главному антихристу деревни: мол, начинай главное действо антирелигиозного праздника.

– Товарищи безбожники! – закричал со своего места Карагодин-старший. – Свернем с этой золотой маковки тяжкий для трудового народа поповский крест! Хватит нам его тащить на их Голгофу! Пора и честь знать…

– Свернем! Сбросим! Давай спирту ишшо!.. – раздалось внизу.

– Свергнете крест, тогда милости прошу в правление комбеда! В мою хату! Угощаю всех!.. – прохрипел осипший от руководства Петр Ефимович.

Толпа бросилась к веревкам, разобрала концы.

– И-и.. раз! – по военному с зычной хрипотцой командовал главантидёр. – И-и два!.. Поднатужились, сволочи!

– Дружней, дружней, товарищи! – весело подбадривал опьяневших слободчан Богданович. – Никто не даст нам избавленья! Ни бог, ни царь и не герой! Добьемся мы освобожденья своей мозолистой рукой!..

Народ поднатужился, предвкушая пьяное забытье… Уперся ногами в грешную и святую землю.

Крест, не выдержав дьявольской силы, надтреснуто скрипнул и покосился.

– Свергнем! Свергнем!… – неслось со всех сторон.

Кто-то в пьяном угаре даже крикнул неуместное:

– Распнем!

Люди обезумели.

Климка забился подальше в лопухи и сжал ладонями голову. Да так, что череп затрещал, как переспевший арбуз.

– Пошел, пошел! Тяни, безбожники! Черный Петруха за работу ишшо выкатит! – неслись из бесноватой толпы пьяные выкрики.

И тут к веревке, которая проходила мимо