Первая мировая. Убийство, развязавшее войну - Грег Кинг

София, Макс и Эрнст всегда присутствовали на таких вечерах. Они могли развлечь гостей маленькими театральными сценками, поэтическими чтениями или цитированием литературных фрагментов на разных языках, которые они изучали. Иногда Франц Фердинанд и София присоединялись к ним. Так, один раз эрцгерцог выступал в роли Людовика XIV, а София была цыганкой. «Когда я возвращаюсь к своей семье после длительного отсутствия, — писал эрцгерцог, — и вижу свою жену за рукоделием и играющих детей, я оставляю все свои заботы за дверью и сам с трудом верю счастью, что меня окружает».

Франц Фердинанд признавался, что дети «весь мой восторг и гордость. Если я могу провести с ними весь день, я несказанно счастлив. А вечером дома, когда я курю сигару и читаю газеты, Софи вяжет, а дети играют в комнате, — все это так невероятно восхитительно и уютно!» Все имперские приличия исчезали, комнату заполняли шутки, веселье и искренний, добродушный смех эрцгерцога. Известен анекдот об одном незначительном немецком принце, который, встретившись с эрцгерцогом и не подозревая о том, кто перед ним, пожаловался, что ему предстоит отправиться на охоту «с этим скучным Францем Фердинандом». Однажды ночью Франц Фердинанд и София шли во главе импровизированного танца конга через комнаты замка под музыку из граммофона. Когда эрцгерцог вошел в одну из женских комнат, он обнаружил, что служанка постирала свое нижнее белье и повесила его сушиться на люстру. Служанка, увидев эрцгерцога, пришла в ужас, но Франц Фердинанд рухнул от смеха.

София с детьми

Когда София укладывала детей спать, она говорила, что молитвы их родителей с ними. Как говорил Айзенменгер, эта маленькая семья была жизнью эрцгерцога, обеспечивая ему «святилище, укрывающее от бурь и волнений политической жизни». «Пинки достаточно хорошо кушает, — делился Франц Фердинанд радостью со своей мачехой, — Макси — умный и очаровательный мальчик, а Эрни вырастет настоящим красавцем».

У Франца Фердинанда и Софии была общая спальня, в ней стояла сдвоенная латунная кровать, стены ее были драпированы ситцем и украшены картинами на религиозные темы. Комната не всегда оставалась приватной территорией: эрцгерцог часто проводил через спальню испуганных гостей в соседнюю уборную, из окон которой, по его мнению, открывался наилучший вид на сад. Перед сном пара читала. Какое изумление испытали бы люди, считавшие эрцгерцога холодным и строгим, ели бы узнали, что он презирал Гете и Шиллера, но в огромных количествах поглощал французскую литературу и сентиментальные австрийские романы Феликса Дана и Петера Розеггера, а также книги про старинные замки и знаменитые сады. София же жадно читала новинки, присланные ей из Лондона.

Все, кто видел эту пару в частной обстановке, соглашались, что их брак был счастливым, и не верили слухам об изменах, разочарованиях и ссорах. От начала и до конца они все так же любили друг друга. На первый взгляд могло показаться, что супруги очень разные люди. Франц Фердинанд отличался ледяной холодностью на людях, по слухам, реакционными взглядами и конечно же был знаменит своим темпераментом. Его вспыльчивый характер всегда ждал только повода для выхода эмоций. Эрцгерцог знал, что это было худшей его чертой, и случающиеся всплески эмоций часто завершались принесением искренних извинений. Те, кто выступал против него, особенно те, кому он когда-то верил или кто оскорбил его любимую жену, были навсегда преданы осуждению в его глазах. Но эрцгерцог с готовностью слушал самые разные мнения и мог изменить свое, если приходил к выводу, что оно было слишком поспешным. София знала, как успокаивать своего мужа. Она нежно брала его за руку и шептала: «Франци, Франци». У них был шутливый обычай. Франц Фердинанд когда-то подарил Софии маленькую бриллиантовую брошку в форме ягненка. Когда назревала очередная вспышка темперамента эрцгерцога, София начинала поглаживать эту брошку, подавая знак, что нужно успокоиться.

София никогда не делала ни одного намека на то, что она сожалеет о браке с эрцгерцогом, что ее существование ограничено маленькой вселенной их семейной жизни. Как и ее супруг, она осталась загадкой, Золушкой, нашедшей своего принца из ставшей реальностью романтической сказки. София никогда не произнесла и не написала ни одного слова, которое можно было бы понять как разочарование такой жизнью. Вероятно, были времена, когда возникающие сложности и проблемы становились очень большими, но София всегда оставалась спокойной, самодостаточной, черпавшей в своей вере силы для сохранения оптимистического взгляда на жизнь.

София была идеалом совершенной, аристократической hausfrau (нем. домашняя хозяйка. — Прим. пер.), посвятившей себя проявлению традиционных германских добродетелей küche, kinder und kirche (нем. кухня, дети и церковь. — Прим. пер.), чтобы сделать своего мужа счастливым. После 1900 г. австрийская церковь пропагандировала идеализированный образ женщины как послушной и покорной жены и матери, занимающейся домашним хозяйством и видящей в этом самопожертвовании смысл жизни. София воплощала собой все эти идеалы. Как вспоминал Никич-Буле, она «выполняла свою трудную роль, используя все знания и убеждения. Она была не только ласковым и любящим партнером, но, принимая все противоречивые черты мужа, отдавалась этому с настоящим самопожертвованием».

Но то, что Никич-Буле понимал как самоотверженность Софии, было просто ее сутью. Она создавала новую жизнь для мужа, альтернативную вселенную, противоположную проблемам Двора и давлению политических вопросов. Как рассказывает ее правнучка принцесса Анита, его интересы стали ее интересами. Все, что Франц Фердинанд хотел сделать, София встречала с восторгом, находя счастье в их общих устремлениях.

И за это Франц Фердинанд был ей по-настоящему благодарен. «Ты не представляешь, как я счастлив с моей семьей, — признавался он своей мачехе, — и как я могу не поблагодарить Бога за выпавшее мне счастье?! После Бога я должен поблагодарить вас, дорогая мама, потому что вы были той, кто помог мне обрести это счастье. Самая мудрая вещь, что сделал я в своей жизни, это женитьба на моей Софи. Она для меня все: жена, советник, врач, друг — словом, вся моя радость… Мы любим друг друга так же, как и в первый день нашего брака, и ничто не омрачило наше счастье ни на одну секунду».

Для семьи Франца Фердинанда и Софии жизнь из года в год шла своим приятным чередом. Обычно они проводили Рождество в Конопиште. «Мне будет очень радостно увидеть вас вместе с маленькой рождественской елочкой, — писал он своей семье в 1912 г. — Я просто хочу показать вам, что я все время думаю о вас. Слава Богу, у нас все хорошо; у нас было такое прекрасное Рождество, дети были блаженно счастливы, и они приносят нам столько радости».

В начале года семья обычно переезжала в Вену, останавливаясь в Бельведере на зимний светский сезон, хотя продолжающиеся трудности, связанные со статусом Софии, все чаще заставляли их искать других развлечений. Являясь любителями зимних видов спорта, семья стала проводить конец зимы на модном курорте Санкт-Мориц. Они останавливались в большом отеле класса люкс, расположенном среди заснеженных гор. Одетый в пальто, шерстяные бриджи и веселенький шотландский берет, Франц Фердинанд водил свою жену и детей, закутанных в меха и с надетыми защитными головными уборами, кататься на коньках по льду замерзших прудов и спускаться на лыжах с окрестных склонов.