Трудно быть другом - Виктор Штанько

Дэн, а сердце у Муравья не клюкнется? Гольд говорит, что очень плохой.

Должно выдержать. Держись, Муравейник! Надо в порядке доехать до больницы. А то кто же будет у нас лучшим гитаристом в школе? Как без тебя группа «Ветер»? Дыши носом, Муравей!

Минут через пятнадцать надо ждать звонка.

Пробежал глазами по книжному шкафу – сколько здесь любимых книг! Жюль Верн, Майн Рид, Беляев, стихи, фантастика… Стругацкие! Герберт Уэллс! Сборник песен Высоцкого, «Робинзон Крузо»…

Уселся в кресло. Представил, как мама скучает по этому креслу, по своему столу, вот по этим бумагам…

Английский, французский, испанский – с этих языков она переводит повести, романы, какие-то научные статьи. Прабабушка училась в гимназии, все эти языки знала, жила за границей. Знал языки и дедушка, отец мамы. «У нас это наследственное заболевание!» – шутит мама. Поэтому она «вбивала» английский в Дениса – с самого детства. И «вбила». Англичанка Зойпална никогда его не спрашивает, чтоб не тратить зря время. А вот с Мышонком получилось сложнее: мама уже не успевала с ней заниматься. Конечно, отец тут всех подвел под монастырь…

А разве не подвел?! Перед глазами – полка книжного шкафа, и в ней торчат темные прорехи, точно зубы кто-то выдрал с корнем, – это отец унес книги. «Им цены нет!» – сквозь слезы вырвалось у мамы, когда обнаружила пропажу.

Всплыло в памяти безумное, опухшее, сизое от пьянки лицо отца.

Дэн, что делать? Неужели нет никакого выхода?!

Страшная ненависть иногда захлестывала его, и тогда он старался уйти из дома, чтобы не видеть, не слышать. Казалось, еще мгновение – и за боль, причиняемую маме, он может совершить черт знает что…

Нет, это не выход, Дэн. Но и продолжать жить так тоже нельзя!

Задел коленом приоткрытый нижний ящик стола. Хотел задвинуть его, но блеснула какая-то табличка.

Никогда не заглядывал в эти ящики. Нагнулся и вытянул большой фотоальбом. На переплете – бронзовая пластинка, и на ней выбито: «Любимой Еленочке в день рождения! Вечно твой Федор».

Раскрыл альбом. Много незнакомых лиц. Мама и отец – еще студенты. Какие-то плакаты, знамена, все веселые… Море, и в волнах мама. Она машет кому-то рукой, смеется… Молодая, красивая, веселая…

А дальше – не поверил глазам! – лежат аккуратно оформленные картонные бланки, и на них выведено:

В пластиковом пакетике лежат два серебряных крестика.

– Дэн, ты что-нибудь понимаешь? – произнес он громко.

Совершенно обалдевший, перечитал написанное на картонках: «Венчание совершено…», «Свидетельство о крещении»…

Еще раз перечитал. Даже потер картонки пальцами – не верил глазам своим! И даже понюхал их.

Глаза отметили имя – Дионисий. Такое не совсем привычное имечко… Значит, это он, Денис, – Дионисий… Красиво!

Смотреть фотографии уже не стал. Потом!

Долго рассматривал крестики. Никогда раньше не держал в руках. На каждом из них распятый на кресте Иисус Христос – такое же изображение видел на картинах, в книгах. На обратной стороне выбито: «Спаси и сохрани». Цепочки тонкие, нежные-нежные…

Разложил на темной глади стола крестики, цепочки полукругом возле каждого – красотища какая! Как бы сейчас пищала от восторга Мышонок! Вот и ответ ей и Тане! Они крещеные!

В кармане ожил мобильник. Денис взглянул и удивился: высвечен совершенно незнакомый номер.

– Слушаю!

– Дэн, это Сергей Каменков! – прозвучал знакомый голос.

– Серж! Доктор! А я обзвонился! Что случилось? Куда пропал?

– Ничего страшного. Какой-то тип увел у меня мобильник! Взял на время у знакомого. Как живем, Дэн? Как Машенька?

– Все нормально. Мышонок пилит на скрипке. Готовится к конкурсу. Сейчас сны смотрит…

– А мы тут нашли Федора Андреевича…

– Где?!

– Об этом потом. До дома он не дошагает. И плачет…

– Нагадил, а теперь весь в соплях! Сколько можно!

– Дэн, тихо. Учись прощать. Сейчас мы его подбросим к дому. Жди.

Мобильник замолчал.

Серж опять выручил!

Значит, «прощать»… Ладно, посмотрим на поведение.

Денис посмотрел на крестики: как ярко светятся они на темном лаке!

Мышонка не будем трогать. Праздник для нее устроим позже.

Вышел из кабинета.

Спит Мышонок. Даже отсюда слышно, как сопит, – устала! Еще бы – вкалывает, как индийский слон на лесозаготовке в джунглях.

В темпе марша готовим горячую воду! В простонародье – это помывка, отмочка, а в медицине – обработка в санпропускнике. Так Серж называет место, где человека отмывают от гадости, пакости и доводят до стерильной чистоты. Уже заполнил ванную, и тут Гольд звонит.

– Рассказывай!

– Чего рассказывать?! Прикатил Никита, злой как черт. Как будто мы с тобой виноваты. А Муравей совсем не вяжет. Никита все еще думал, что мы лапшу вешаем. Увидел братца – заикаться начал. Ну, потаранили Муравья до тачки. Я сказал, куда надо рулить. Никита жал на всю катушку – понял, что дело пахнет керосином.

В седьмую больницу сдали Муравья. И сразу его в реанимацию…

– Мне надо туда ехать?

– Зачем? Все сделано, как надо. Я – домой. С Никитой поговорил. Он уже был без всяких закидонов. А дядю Федю я везде искал, нет нигде… Вот завтра с утра нацелился…

– Нашелся дядя Федя!

– Уря-а-а! – радостно заорал Гольд. – Сам заявился?

– Ты что! Сейчас Серж лично доставит ценный груз. Он нашел.

– Доктору горячий приветик! Всё! До завтра, Дэн!

Хорошая весть и плохая одновременно. Нашли доходягу – и загремел в реанимацию! Откапают, конечно. Они просто обязаны откапать!

С Сержем не раз привозили в ту реанимацию соплят в таком же состоянии. Доктора там что надо! Правда, двух пацанов не удалось спасти: сердце не выдержало.