Вестники Времен: Время вестников - Андрей Мартьянов

Спустя несколько часов его святейшеству доложили о визите в Убежище грозного управителя столицы. Навестить патриарха и что-либо объяснять кирие Дигенис не пожелал, сразу направился к сидельцам, где и пребывает до сих пор. Фокий обеспокоился. Тайный, ночной, срочный визит эпарха явственно указывал на нешуточную серьезность дела.

Третью весть принес запыхавшийся и перепуганный служка Убежища, под утро с топотом ворвавшийся в тихую обитель патриарха. Служка запинался, заикался и настырно требовал дозволения предстать пред очи его святейшества, уверяя, что у него срочные новости касательно двоих малефиков, обманом и хитростью проникших в часовню. Доверить свое известие кому-либо, кроме патриарха, монах наотрез отказался.

К тому времени мучимый бессонницей и безвестностью Фокий разве что по стенам не бегал, ожидая очередной гадости от судьбы.

– Беда, ох, чую, беда грядет, – бормотал он, покуда вестника вели в приемную.

Спустя малое время, недостаточное даже для того, чтобы сварить пару яиц, усердно трудившиеся писцы и секретари патриарха с крайним удивлением узрели, как их чинный господин вылетел из покоев, поспешая вниз по лестницам. Выражение его лица, одновременно и перепуганное, и зверское, никак не приличествовало высшему церковному иерарху. Окованный железом кончик посоха с треском вонзался в драгоценный паркет, оставляя после себя глубокие вмятины.

– …Изыдите, ехиднины отродья и дьяволовы выкормыши! – с этим подобием боевого клича патриарх Фокий Каммон ворвался в Убежище. Пожалуй, впервые в жизни он являл собой столь грозное и устрашающее зрелище. – Святотатцы! Осквернители! Нет вам более места под…

– Доброе утро, ваше святейшество, – перебил звонкий девичий голосок. – Вижу, святой брат исполнил мое поручение в точности? Громы и молнии повремените метать, подумайте о вечном. О золоте Венеции, к примеру.

Спутник девицы, беловолосый франк, невысокий и широкоплечий, отнесся к шумному явлению главы византийской церкви с откровенным любопытством. Подошел и встал за спиной рыжей нахалки, изучая вновь прибывшего чуть прищуренными серыми глазами.

– Зоэ Склирена, – простонал Фокий, хватаясь за голову. – Дочь Ипатии Склирены… как же я сразу не подумал…

Первоначальный запал ярости схлынул. Кирие Каммон запоздало представил, каким глупцом себя выставил, несясь по коридорам и громыхая посохом аки гневный ветхозаветный пророк. Меж колоннами мелькнули удивленные физиономии свитских служителей, ринувшихся вдогонку патриарху и теперь недоумевавших, в чем крылась причина спешки? Фокий раздраженно махнул на них рукой, требуя, чтоб убрались подальше.

– Вижу, вспомнили меня, кирие Каммон? – насмешливо осведомилась ромейка.

– Еще бы не вспомнить! Ты с детства была мором, чумой, гладом и разорением в одном лице! – голос патриарха сделался почти жалобным. – Зоэ, во имя святой Троицы, что ты натворила? Убийство… осквернение храма… подстрекательство к бунту… Нет, не верю, ты не могла!.. Наверняка все это – дело рук твоего дружка, вот этого белоголового франка. У него вид заправского рубаки, уж конечно, это все он…

– Должна вас огорчить, ваше святейшество. Гай тоже держался молодцом, но смерть Дигениса – на мне. Что оставалось делать бедной девушке? Дряхлый старец пытался меня убить, я успела первой, – пожала узкими плечами Зоэ. – Впрочем, вам ли грустить о его кончине! Теперь никому не нужно платить отступного за молчание о… кстати, под какой процент вы ссужали венецианским купцам золотишко из церковной казны? Восемь, как у ломбардцев?

– Пятнадца… Боже милостивый! – по случаю бессонной ночи и сильного душевного волнения язык патриарха нынче явно опережал его разум. – Откуда тебе ведомо?!

На оговорку Фокия Склирена серебристо засмеялась, изобразив притом на лице изумленную гримаску.

– Пятнадцать процентов! И после этого кто-то еще осмеливается называть евреев скрягами, а ломбардцев – вымогателями! – она обернулась к Гаю, воздев руки в жесте деланного возмущения. – Воистину, изо всех ростовщиков церковь – самая алчная, самая…

– Тише, оглашенная! – змеей зашипел Фокий, весь перекосившись. – Все так делали! И покойный Феодосий был не без греха, и святоша Студит, и даже якобы безупречный Кирулярий!

Патриарх панически озирался, высматривая – не слышал ли кто из свитских? Из святых братьев? Улыбка тем временем исчезла с лица рыжей ромейки.

– Какую достойную компанию вы себе подобрали, – согласилась она. – Да, в этом вы правы. Все воруют. Некоторые, увы, попадаются. Предупреждая вопрос о доказательствах – они есть. Много. Вы были, хм… неосмотрительны. Предъявить? Или поверите на слово?

– Верю, – угрюмо выдавил патриарх. – Да не голоси так, ради всего святого! Чего ты хочешь?

– Вот это уже другое дело. Гай, громы и молнии отменяются, – жестко усмехнулась Зоэ. Гисборн, несколько утративший нить разговора («Какое золото?! Какие проценты?!»), тем не менее сделал значительное лицо. – Итак, ваше святейшество, для начала у меня риторический вопрос: можно ли считать спокойной и благоустроенной жизнь в стране, владетель коей безжалостно истребляет своих подданных?

– Не он первый, не он последний, – буркнул Фокий, отводя взгляд. – Таково неотъемлемое право базилевсов.

Шестое чувство Фокия, дарованное Господом уроженцам Империи, заходилось в рыданиях, уверяя: грядет начало конца. Этой слишком много знающей и до кончиков ногтей уверенной в себе девице что-то надо. Она расправилась с Дигенисом, полвека умело избегавшим любых покушений на его жизнь, а теперь намерена сжить со света его, Фокия. Господи Всемогущий, что ей может быть известно? Откуда? Он всегда так заботился о скрытности, иногда даже чрезмерно! Тщательно выверял каждый свой поступок, не доверял иноземцам, пусть и вел с ними дела, лично проверял бумаги и списки! Неужели все рухнуло?

– А у Церкви есть Божественное право низвергать тиранов и тех, кто недостоин звания государя, – не замедлила с ответом Склирена. – Разве не так?

– Покончим с риторикой, дитя мое. Спрашиваю еще раз: чего ты хочешь? – Фокий решил обойти молчанием щекотливый вопрос о правах базилевса и патриарха. – Чтобы я закрыл глаза на ваше преступление и позволил вам беспрепятственно убраться отсюда? Ну нет! Сами натворили, сами и расхлебывайте. Заступиться за вас перед базилевсом? Могу попытаться. Если признаешься, от кого прослышала про… про золото Венеции.

– По-моему, ваше святейшество в недостаточной степени осознает серьезность моих намерений, – очень спокойно произнесла Зоэ. – Мы не собираемся тишком улизнуть отсюда, дабы потом всю жизнь скрываться, таиться и дрожать в ожидании возмездия. Напротив, мы выйдем так, чтобы любой и всякий житель Константинополя мог нас увидеть. Вы пойдете с нами. Дабы во всеуслышание оповестить паству о справедливой каре, постигшей премерзкого скорпиона, травившего мирных горожан и якшавшегося с ассассинами.

– Ты о ком? – туповато уточнил патриарх. – Об Андронике?

– Ого, ваше святейшество, как же вы чтите своего базилевса! – фыркнула рыжая девица. – Увы, нет. О Дигенисе, вон он лежит, слева от алтаря. Андроника кара еще не постигла… пока не постигла. Но ведь мы не станем больше терпеть тирана, верно? Выйдем же к народу Константинополя, взывая…