Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Александр Дюма

Рене был готов к такого рода визитам и специально запасся на острове Франции подарками и оружием. Шабундеру преподнесли в дар прекрасное двуствольное ружье. Он был счастлив получить такой подарок, и Рене воспользовался этим, чтобы поручить ему шлюп, благодаря чему пост, который соответствовал морскому комиссару в Англии, обрел наконец оправдание.

Во время всего визита морской комиссар, сопровождаемый двумя рабами, которые носили за ним серебряную плевательницу, жевал бетель и сплевывал в нее слюну.

Рене тоже пожевал ароматический лист, так как был настоящим ценителем Брамы. Но потом, как человек, который, без сомнения, хочет сохранить белизну зубов, сполоснул рот водой с несколькими каплями арака.

На следующий день, как и обещал шабундер, шлюп посетили нак-кан и середоже.

В княжестве Пегу, где не любят самовольных взяток, титул нак-кан, равный префекту полиции, означал «ухо короля».

Середоже оказался секретарем.

Обоих сопровождали носильщики плевательниц. С этими двумя, хотя они тоже все время жевали бетель и сплевывали, беседа пошла живее. Рене получил обнадеживающие сведения о владениях, которые принадлежали его прекрасным пассажиркам. Если бы они только захотели выращивать бетель и вывозить его в соседние части Индии, можно было бы получать доход в пятьдесят тысяч франков или чуть меньше, и ничто не мешало позже вернуться к возделыванию риса и сахарного тростника. До поместья Рангун Хауз было около пятидесяти английских миль выше по течению, за Пегу; правда, чтобы достигнуть его, необходимо было миновать лес, полный пантер и тигров, и поговаривали, что разбойники из Сиама и Суматры опустошали эти джунгли и были куда опаснее свирепых зверей.

Один гость был одет в фиолетовое, другой — в голубое платье, оба расшитые золотыми листьями по проймам и краю рукавов.

Рене вручил секретарю короля персидский ковер, шитый золотом, а Уху Его Высочества — прекрасную пару пистолетов Версальской мануфактуры.

Во время всего визита оба служащих то и дело наклонялись друг к другу — секретарь, который разумел по-английски, переводил второму.

С момента прибытия в Пегу мы столько говорили о бетеле, что следует, по всей вероятности, рассказать больше об этом растении, к которому индийцы питают не меньшую страсть, чем европейцы к табаку.

Бетель — вьющееся растение, подобное плющу, листья его похожи на лимонные, но длиннее и уже к концам. Плод бетеля напоминает плод платана и используется реже, чем листья. Его выращивают, как виноград, и, как и виноград, растение нуждается в подпорках. Когда для этого избирают арековую пальму, выходят очаровательные беседки. Бетель знают во всей восточной Индии и на всем ее побережье.

Индийцы жуют лист бетеля в любое время дня и даже ночи, эти листья горчат, но ценители перебивают горечь бетеля, смешивая его с ареком и известью. Те, кто побогаче, мешают листья с камфарой, алоэ, мускусом или серой амброй.

Приготовленный бетель настолько хорош вкусом и имеет такой приятный запах, что индийцы не в состоянии отказаться от него. Каждый, кто достаточно богат, добывает листья этого растения, чтобы приготовить из него лакомство. Его жуют с орехом арековой пальмы, корицей и гвоздикой. На лист бетеля намазывают слой извести, затем кладут арек и добавки и особым образом свертывают. Прожевав первую порцию, индийцы сплевывают красную слюну. Бетель делает их дыхание нежнейшим и благоуханным, оно способно освежить ароматом комнату. Но Привычка портит зубы, чернит их, разъедает, и они выпадают. Есть индийцы, уже в двадцать пять лет оставшиеся всего с одним зубом из-за злоупотребления бетелем.

Если индиец уезжает ненадолго, ему дарят бетель в шелковой сумке, а если бетель подарен близким человеком, то и сосуд для сплевывания. Не положено разговаривать с человеком из высшего круга общества, если рот не освежен листьями. Невежливо говорить и с равными, не позаботившись о свежем дыхании. Бетель часто употребляют женщины, именуя его любовной травой. Бетель принимают после отдыха или жуют во время визитов, листья держат в руках, преподносят в дар, прощаясь; бетель — постоянная часть жизни восточных индийцев.

Усердием последних гостей по городу разошелся слух, что прибывший шлюп принадлежит богатому американцу, который дарит пистолеты, ковры и двуствольные ружья. Чуть позже на реке послышался приближающийся шум несколько диковатой музыки.

Рене позвал путешественниц: оберегая их от скуки общения с чиновниками, он хотел доставить им удовольствие музыкой.

Девушки заняли места на полубаке. К шлюпу приблизились три барки, везшие музыкантов, на каждой сидел оркестр из двух флейт, по звуку напоминавших гобой, двух цимбал и барабана. Музыканты размещались на носу барки, на возвышении с павильоном. На каждой барке стояло по два павильона разной формы. Второй павильон, на корме, был весь разукрашен вереницей священных коровьих хвостов из Тибета.

Музыка, не совсем дикарская, звучала в то же время необычно. Рене попросил повторить два или три отрывка, чтобы записать главные мелодии.

Каждая барка получила по двенадцать талков (каждый талк равен трем франкам и пятидесяти сантимам).

Рене с первых дней был крайне озабочен скорейшим захоронением останков виконта де Сент-Эрмина в поместье. Но единственным транспортом здесь были лошади или слоны. К тому же морской комиссар пообещал Рене эскорт из двенадцати человек, которые были нужны, по его мнению, для путешествия через лес.

Но ныне целый город предвкушал религиозный праздник, и ни один человек не соглашался покинуть дом, не исполнив ритуала почитания богов. Праздник являл собой шествие к огромной пагоде. Как только он закончится, уверял шабундер, будут лошади, будут слоны, обученные охоте на тигров, их можно нанять на месяц, два, три — на сколько угодно. За лошадь и проводника брали двадцать талков, за слона и его погонщика — тридцать.

Взяв с Рене обещание, что за лошадьми и слонами тот обратится только к шабундеру, чиновник предложил Рене посмотреть шествие из окна дома, выходящего на лестницу, что вела к главному проходу к пагоде.

Рене принял приглашение.

Придя с девушками, молодой человек, к своему огромному удивлению, нашел специально подготовленные для дам стулья и ковры.

Толпа мужчин и женщин, явившихся участвовать в церемонии, была огромна. С восхода солнца и до десяти часов утра по лестнице поднялись около тридцати тысяч человек, и каждый нес приношения, сообразные с его усердием и удачей. Некоторые, обхватив, несли дерево, ветви которого сгибались под тяжестью подарков для жрецов. Это были бетель, фрукты в сахаре и сладости, Другие тащили крокодилов и гигантов из картона, на которых возвышались пирамиды, изящно украшенные подарками. Наконец, слоны, сделанные из раскрашенной бумаги и воска, дополняли дары, предназначенные пагоде. Все было нагружено фейерверками, звездами и фруктами. Участники церемонии нарядились в лучшие одежды, чаще всего сделанные из шелка, по качеству сравнимого с тем, что выпускают наши мануфактуры, а еще чаще — превосходящего их. Бирманские женщины шли с открытыми лицами, так же свободно, как европейские. Грустно говорить, но редко когда мужчины дозволяли им это. Мужчины считают женщин своею собственностью, полагая, что природа поместила их на ступени между мужчинами и животными.