Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Александр Дюма

Девушки взобрались на своего слона, и тот, казалось, был горд оказанной ему честью. Рене с Франсуа вскочили на лошадей, проводник занял место впереди колонны, а охрана прикрывала фланги, следуя двумя рядами. Второй слон, на котором сидел только его погонщик, выступал за первым, а Парижанин на десяток шагов отставал от Рене. Караван двинулся вперед, и они вошли в лес. Лес оказался так мрачен и грозен, что, безразличный к собственной судьбе, Рене забеспокоился о безопасности девушек. Он нагнал проводника, который немного понимал по-английски.

— Не могут ли на нас напасть разбойники? — спросил молодой человек.

— Нет, — отвечал проводник, — разбойники в другом лесу.

— Что же за опасности поджидают здесь?

— Только свирепые животные.

— Какие же?

— Тигры, пантеры и гигантские змеи.

— Отлично, — сказал Рене, — едем. — И потом, повернувшись к Франсуа, добавил: — Отправляйся к провианту и принеси мне два добрых куска хлеба.

Франсуа принес хлеб, разломленный пополам.

Почуяв хлеб, слоны решили, что он предназначен именно им.

Слон под пустым паланкином зашагал быстрее, приближаясь к Рене, который ехал между этими двумя колоссами.

Девушки, наклонившись, с ужасом выглянули из паланкина. Еще мгновение — и гиганты раздавят Рене и лошадь.

Молодой человек ободрил их улыбкой и показал два куска хлеба. Трубные гласы слонов, казалось, изливали на юношу потоки обожания.

Рене заставил себя умилять, словно кокетка, что набивает цену своей благосклонности, несколько мгновений подержал слонов в жадном нетерпении, а затем вдруг дал каждому по половине столь вожделенного хлеба.

Это стало новым камнем в основании храма дружбы с гигантскими четвероногими, который возводил молодой человек.

— О чем вы говорили с проводником? — спросила Элен.

— Кому-нибудь другому я ответил бы, что лес изобилует дичью и мы можем не беспокоиться о нашем пропитании отсюда и до Земли бетеля. Но вам, добрым товарищам, я открою, что он велел нам спать вполглаза и хорошенько сторожить во время сна. Но спите спокойно, поскольку я с вами и пекусь о вас.

С того времени, как процессия вступила под сень джунглей, людям казалось, что они вошли в церковь. Голоса путешественников, словно они боялись быть услышанными, невольно звучали тише и ниже. День померк, словно в шесть часов вечера, свод деревьев стал настолько густым, что не слышно было даже птиц, которые пробуждаются, когда заканчивается день. Казалось, пришла ночь, но без тех странных звуков, которые составляют ночной концерт животных, просыпающихся на закате дня. Мрак заменяет им свет солнца. Ночью они охотятся, рыщут друг за другом, едят и пьют — днем они спят.

Людей всегда пугали силы природы, когда бурю в океане сменяет песчаная пустыня, или единственное дерево может обернуться целым лесом, или в самых темных глубинах диких джунглей, куда не проникает дневной свет, распускаются яркие цветы с дурманящим ароматом. В то время как обычные цветы чахнут в тени, но раскрываются под лучами солнца и приветствуют день, эти порождения сумрака цепляются за одни нижние ветви, оплетают другие повыше, ползут к верхушкам деревьев и наконец распускаются, подобные рубинам и сапфирам, оправленным в изумруды. Они так огромны, ложатся на ствол так тесно, что сперва их принимали за цветы самих гигантских деревьев. Хотя, если поискать их стебли, не найдешь ничего, кроме слабой лианы, толщиной с веревку от воздушного змея. В этих лесах все таинственно, но тайну эту окутывает самый зловещий дух — дух смерти.

Предчувствие смертельной угрозы царило в лесу. За кустом — поджидал тигр. На ветке сторожила пантера. Побег, скользкий и волнистый, который кажется растением, перерубленным на высоте шести-восьми футов над землей — голова змеи, тело которой свернуто спиралью, взведено как пружина и готово схватить вас на расстоянии в пятнадцать-двадцать футов. Озеро, кажущееся широким зеркалом, заполонено животными-убийцами: кайманами, крокодилами, аллигаторами, гигантскими кракенами[45], которые скрываются под толщей вод, внезапно появляясь на поверхности, и способны проглотить за раз лошадь вместе с всадником. Джунгли в Индии — самая щедрая на смерть земля мира.

Рене размышлял об этом, проезжая под немым и темным сводом деревьев, который время от времени солнце с великим трудом пробивало одной из светоносных стрел. Внезапно, словно отдернули занавесь, кортеж вышел из темных сумерек на яркий свет. Они оказались перед озером, и, чтобы подойти к нему, требовалось только пересечь луг, словно вышедший из снов, — островок потерянного рая на земле. Множество цветов, не известных ни одному ботанику, исходили ароматом настолько глубоким и сладким, что он сулил вечное успокоение. Эта земля была исписана следами мифических птиц с диковинными голосами, изумрудными, сапфировыми и рубиновыми плюмажами, а на горизонте, подобно лазурному ковру, растянулось озеро.

Возглас блаженства вырвался у всех из груди, столь разителен был контраст между мрачным лесом и сияющим озером на ясном лугу.

Они пересекли луг. В траве раздавался шорох — свидетельство того, что они спугнули рептилий. Проводник, бывший всегда настороже, ударил несколько раз палкой и убил змейку в желтых и черных квадратиках, длиной едва ли в фут, укус которой был смертелен. На бирманском языке ее называли шашечницей.

Туземец объяснил путешественникам особенность ее укуса: все, кто был укушен, умирали вечером, на закате солнца, или утром, на восходе. Ни одна жертва — человек или зверь — не избежала печальной участи.

Наконец путники добрались до берега озера, где думали отдохнуть.

Пересекая луг, Рене убил нескольких птиц, похожих на куропаток, и странную маленькую газель, величиной с зайца. Франсуа оправдал прозвище Парижанин и без церемоний приготовил из газели и куропаток весьма приличное жаркое.

Не стоит и упоминать, что молодой человек припас для слонов обычные подношения, но заметил, что они не суетясь, но с нетерпением тянут хоботы к дереву с большими красными и белыми цветами наверху, похожими на цветы фуксии. Рене спросил Франсуа, по силам ли парижскому мальчишке взобраться на него. Тот охотно согласился и, взяв маленький кривой нож, влез на дерево и нарезал столько веток, сколько сумел.

Слоны взирали на эти приготовления с довольным видом: они гладили руки Рене так, словно хотели поцеловать.

Рене помог девушкам, с интересом наблюдавшим за проявлениями у животных почти человеческого разума, спуститься на землю. Когда они ступили на нее, оба слона бросились к ветвям и принялись за трапезу, испуская негромкие крики удовольствия и поглядывая с нежностью и признательностью на Рене и сестер.