Тысяча акров - Джейн Смайли

До Мейсон-Сити предстояло проехать почти сорок миль. За всю дорогу мы не проронили больше ни слова, это было спокойное, умиротворяющее молчание, за которым стояли долгие годы согласной совместной жизни со всеми надеждами и добрыми чувствами. Ощущение было такое, будто поешь в воскресной школе «Иисус любит меня», сидя на маленьком стульчике в зале, залитом солнечным светом и украшенном яркими рисунками, и чувствуешь, как в душе зарождаются первые сомнения, которые, правда, нисколько не отменяют прошлое знание, а лишь как бы дополняют его. И нет никаких противоречий, и можно верить во все сразу. Моя любовь к Таю, в которой я никогда не сомневалась, была сродни вере в Бога. Но в то же время я была совершенно уверена, что пересплю с Джессом Кларком.

Отец сидел на скамье в травмпункте, привалившись спиной к стене и уставившись куда-то в пространство. На щеке белела марлевая повязка, приклеенная пластырем, доходившим до волос.

Я инстинктивно повернулась туда, куда смотрел отец, чтобы проследить его взгляд и понять, о чем он думает, прежде чем побеспокоить его. Тай начал без обиняков:

– Папа? Ларри? Ты в порядке?

Отец поднялся и направился к выходу, не сказав ни слова ни нам, ни дежурной медицинской сестре, сидевшей тут же за столом.

– Мистер Кук? Мистер Кук?! – всполошилась она и вопросительно посмотрела на меня.

Я шагнула вперед и представилась, чтобы прояснить ситуацию, но сестра все равно выглядела озадаченной.

– Ему еще нужно принять обезболивающее, всего две таблетки. Если потребуется еще, обратитесь к семейному врачу, он выпишет рецепт, – проговорила сестра, а затем, словно извиняясь, добавила: – Сознания он не терял. Состояние оставалось стабильным все время, пока мы наблюдаем за ним, то есть последние два часа. Все будет хорошо.

Она потрепала меня по руке.

– Как он себя вел?

Сестра улыбнулась и впервые за время разговора взглянула на меня.

– Он не очень-то разговорчивый, да? Один из врачей при осмотре сказал: «Думаю, он может говорить, но просто не хочет». Немного необычно, – закончила она с улыбкой.

– Для него – в порядке вещей. Это все? Мы можем идти?

– Можете, – кивнула сестра и добавила, понизив голос: – Но думаю, вам скоро позвонят из полиции. Анализ будет готов через десять дней.

– Вы имеете в виду анализ крови на алкоголь?

– Вам повезло, что обошлось без серьезных травм. Ссадина не в счет, – проговорила сестра, вернувшись за стол.

Мы вышли. Отец сел на заднее сидение, за пассажирским креслом. Когда я пристегнулась, Тай повернулся и спросил:

– Поехали, папа?

Ответа не последовало. Мы выехали с больничной парковки на пустынную улицу, освещенную редкими фонарями. Большие дома стояли вплотную друг к другу, возвышаясь среди аккуратных газонов и пышных живых изгородей как крепкие неброские бутоны. Время близилось к полуночи. Свет в окнах нигде не горел.

Отец сидел так тихо, что велик был соблазн поверить: он усвоил урок и больше не будет никаких препирательств по поводу ключей от машины, выпивки и всей нашей жизни. Из-за молчания казалось, будто он пристыжен и даже смущен. Тай тоже молчал. Может, они уже успели переговорить и прийти к какому-то соглашению и Тай непременно мне все расскажет, как только мы вернемся домой. Я повернулась и спросила:

– Папа, таблетки, о которых говорила сестра, у тебя?

Ответа опять не последовало. Словно он вообще не предполагался. Будто есть у него таблетки или нет – это вообще не мое дело.

Думать об отце было тревожно, и мои мысли вернулись к тому, о чем я размышляла на пути в больницу: к Таю, Джессу и нашему будущему. Но теперь присутствие отца все поменяло. То, что казалось волнующим, но приятным и даже почти невинным (это же просто мысли), теперь рисовалось вполне реальным и пугающим. Даже наше согласное молчаливое единение с мужем стало казаться мне мимолетной незаслуженной роскошью. Богатые дома сменились более скромными. Мне нравилось их рассматривать: они были такими разными. Тут крыльцо завалено каким-то старьем, там в открытом гараже стоят две шикарные машины, дальше виднеются самодельные качели с песочницей. Каждая семья живет по-своему, не слишком оглядываясь на соседей. В детстве я завидовала тем, кто живет в городе, потому что они могли общаться с кучей людей, теперь же меня больше привлекала свобода быть собой, возможность скрыться в людской толпе.

Отец застонал. Я застыла, уставившись в темноту.

– Что-то болит, Ларри? – спросил Тай. – Может, вернемся в больницу, пока не поздно?

Опять нет ответа. Если он молчит, значит, вероятно, возвращаться не хочет. Мы поехали дальше. Я не могла отделаться от ощущения, что передняя часть машины слегка приподнята, и то и дело ловила себя на том, что прислушиваюсь к шуму мотора, будто мы не отца везли, а буксировали трейлер. Точно его присутствие обременяло не только мои мысли.

Мы с Таем успели несколько раз многозначительно переглянуться. Он мне улыбнулся, как бы говоря, что нужно набраться терпения и не терять надежду. И откуда в нем такая безграничная стойкость? Такая суровая, непробиваемая и крепкая. Такая привычная и заразительная. А может, я и сама уже стала как он? Что, если бы мы не были такими покладистыми и уступчивыми… Как случилось так, что все разъехались, а мы остались? Почему я даже не помышляла о колледже, о другой жизни, о переезде в Де-Мойн или хотя бы Мейсон-Сити? А дети? Мои пять нерожденных детей? Раньше я думала, что стоит только правильно себя настроить (сначала на оплодотворение, а потом на вынашивание), и все получится. Теперь я видела свою ошибку. Какое дитя захочет остаться с матерью, которая просто терпеливо ждет? Которая воспринимает все отрешенно и с легкостью говорит: «В следующий раз получится. Еще есть шанс». Нет! Надо действовать, решать, выбирать! Стойкость Тая ведет нас – ведет меня! – в никуда. Я подалась вперед и заметила, что мы уже свернули на Кэбот-Стрит. Почти приехали. Я развернулась и позвала:

– Папа!

Отец открыл глаза и что-то промычал. Тай бросил на меня тревожный недоуменный взгляд.

– Папа, нам надо поговорить! Я понимаю, что тебе сейчас плохо после аварии. Но скоро может стать еще хуже, когда придут патрульные. Ты должен сделать выводы. Нельзя без конца разъезжать по окрестностям и уж тем более пить. Ты можешь кого-нибудь сбить насмерть. Или сам разбиться, в конце концов.

Он уставился на меня.

– У тебя отберут права. Но даже если на этот раз обойдется, то это сделаю я, будешь опять пьяным ездить. Если не послушаешь – отберу ключи от грузовика и продам его. В детстве ты нам говорил, что второго предупреждения не будет. Так вот, это первое. И еще: тебе никто не запрещает помогать на ферме. У тебя еще полно сил – надо же их куда-то девать. Мы с Роуз будем готовить тебе завтраки рано с утра, чтобы ты мог работать как раньше. Мы не позволим тебе сидеть без дела. Ты привык работать, так работай! Таю и Питу сложно сразу все на себе тащить.