Особист - Владимир Поселягин

— Первый, второй, третий, четвёртый торпедный аппараты, товсь, — скомандовал я, и стоявший у переговорного устройства командир передал команду в носовой отсек.

Вскоре доложили, что торпеды готовы, заслонки убраны. Подрулив, я скомандовал:

— Первый пошёл.

Едва слышно забурлило, торпеда покинула аппарат и, разгоняясь, пошла вперёд. Стрелял я не по крейсеру, он ход ещё не дал, для нас это крупная цель, а по одному из тральщиков. Подрулив, выпустил и вторую торпеду. Последовали два взрыва. Одному тральщику корму оторвало, другому в центр корпуса пришлось, вот что значит дистанция в триста метров. А на самом деле повезло, те просто не ждали торпедной атаки, им не успели сообщить о захвате подлодки. Сделав поворот, я устремился в атаку на крейсер, выпустив разом две торпеды, и приказал готовить кормовой торпедный аппарат. Ну и уступил место по очереди двум полковникам, которые, глянув в перископ, подтвердили потопление двух тральщиков и что легкий крейсер горит, оседая на корму. В нем внутренние взрывы начались. Мы же отвернули и выпустили торпеду из кормового аппарата по двум грузовым судам с флагами Третьего рейха, они кучно стояли, на кого Бог пошлёт, но попадания не было, та на берегу рванула, а мы пошли в открытое море. А за нами — два уцелевших судна и три катера. Уйдя подальше, мы всплыли, запустили дизеля и на самом полном двинули в сторону Ленинграда. В темноте остальные суда и катера быстро потерялись.

Пока лодка бежала по волнам, на палубу поднялось около тридцати командиров, свежим воздухом дышали, кто-то курил трофейные папиросы, внизу действительно был очень тесно. Был сформирован расчёт для палубного орудия. Нашли и подняли пять осколочных снарядов и зарядили пушку. Присоединили прицел, он в арсенале был. Врачи на столе кают-компании оперировали раненых. Хорошо, что врачей было трое, так что умер только один раненый, его похоронили в волнах.

На мостике я поставил старшим Гордеева. Лодка бежала в нужную сторону, больше ничего не требовалось. С Гордеевым было три командира в качестве наблюдателей с биноклями в руках, чтобы всматривались в ночной горизонт. А я спустился внутрь, и мы с парнями-артиллеристами стали заряжать торпедные аппараты, благо кран-балки для помощи тут имелись. Подосвободили отсеки от торпед, зарядив так, что стало слегка свободнее. Потом я назначил ответственных командиров, и те следили за определёнными манометрами и датчиками. Если что не так, позовут меня. Других командиров учил управлять субмариной, объяснял, какие системы за что отвечают, и с каждой минутой все яснее понимал, что нужна нормальная команда. Если мы дойдём до Ленинграда, а в Ригу соваться я не хотел, вроде немцы её уже взяли, то это будет настоящим чудом.

Я в двигательном отсеке находился, показывал, как обслуживать дизеля, как смазку подавать на валы, чтобы всё работало как надо, когда меня по переговорному устройству попросили подняться на мостик. От усталости уже голова кружилась, но не от голода — два командира, назначенных на кухню, интендант и снабженец, наделали бутербродов и даже что-то там готовили на плите, и я успел перехватить два бутерброда и попить воды. Когда я поднялся на мостик, Гордеев сообщил:

— В той стороне проблеск был, а потом парни рассмотрели силуэт.

— Может, наши? Те, что с нами бежали.

— Не похоже, силуэт, говорят, невысокий, сглаженный. Сейчас его не видно, пропал.

— Ясно, субмарина. Только чья?

— Нас могли засечь?

— Не только могли, но наверняка и засекли, и сейчас подкрадываются под водой, готовясь к атаке.

Один из командиров громко сглотнул, а я наклонился в люк и сказал свободному пассажиру:

— Открой тот шкаф, там сигнальный прожектор со шнуром. Прожектор дай мне, а вилку воткни вон в то гнездо.

Тот не сразу, но выполнил всё, что я попросил. Воткнув держатель прожектора в гнездо на поручнях мостика, я уточнил у одного из командиров-наблюдателей:

— Где вы субмарину видели?

— Вон там, — показал тот рукой.

— Ага. Скорее всего, мы уже в невыгодной позиции для торпедной атаки. Они будут преследовать нас в надводном положении, стараясь стороной обогнать, чтобы занять позицию для атаки впереди по курсу. Знать бы, чья она, может быть как наша, так и немецкая. Могли по рации шифровкой передать на все боевые корабли об угоне их субмарины. Тогда не отстанут, это для них дело чести. Как она хоть выглядела?

— Да там не поймёшь, один силуэт.

Я поработал сигнальным прожектором, отправляя запрос в сторону неизвестной подлодки, но ответа так и не дождался. А так как я отправлял запрос русским кодом, то стало понятно, что это всё же немцы. Получается, что та у нас за кормой осталась, так что мы продолжали уходить полным ходом. Удержаться на палубе сложно на таком ходу, но были натянуты леера, так что пока никого за борт не смыло.

Шли мы на восемнадцати узлах, нужно понять, где мы, и определиться с курсом. Оставив Гордеева наверху, тот, кутаясь в немецкий бушлат, стоически держался на посту, я спустился внутрь и, отодвинув двух командиров, что сидели на штурманском столе, стал изучать карты и прокладывать курс, прикидывая, где мы находимся. Тут были обозначены немецкие минные поля и даже нанесены границы наших минных полей. Хм, если не сменить курс, то уже через два часа мы налетим на одно из немецких. Я немного довернул, теперь нос лодки смотрел на берег острова Готланд. А так мы на траверзе Гдыню проходили. Нет, за остаток ночи точно не дойдём до наших, значит, нужно где-то отстояться. Вот я и решал, что делать, день на дне нам не отлежаться, с таким количеством народа воздуха не хватит, ведь на лодке — я в шоке — сто двадцать два командира находятся, из них восемнадцать ранены, десять тяжело. Вот я и искал выход. Да тут он один был. Прикинув все расклады, я приставленному ко мне посыльным молодому парню:

— Позови товарищей полковников, посоветоваться нужно.

Когда все полковники подошли, которых на борту пятеро оказалось, двое как пассажиры с нами плыли, они не командовали операцией побега, я объявил:

— Товарищи полковники, есть неприятная новость. За ночь до наших мы не дойдём. А днём шансов дойти ещё меньше. После нашего громкого побега немцы на всё пойдут, чтобы не допустить прихода их бывшей субмарины в одну из наших военно-морских баз. То есть поднимут всю авиацию и будут нас искать. Для начала стоит связаться с нашими, я антенну подниму, рацию настрою, и кто-то из вас, товарищи полковники, свяжется с советским командованием, сообщит о побеге, о его результатах, и попросит днём прикрыть авиацией наши суда. Хотя бы от налётов. О субмарине обязательно сообщить нужно, это их особенно успокоит. А мы пойдём к берегам Дании и там отстоимся днём. Высадим большую часть пассажиров, на борту останется человек двадцать и раненые. Лодка ляжет на дно у берега, и мы прождём, пока не закончится световой день. Потом заберём наших с берега, они хоть выспятся, и пойдём дальше. Топлива хватит. Ха, три раза хватит туда и обратно сходить, баки полные, продовольственный склад тоже. На борту есть две резиновые лодки. Подберем пустой и тихий берег, чтобы наших не обнаружили. А за следующую ночь дойдём до наших. Вот такой план.