Экспедиция - Моника Кристенсен

– Но может так сложиться, что у нас не будет выбора. Ты ведь сам сказал. Заражение крови развивается стремительно. На ноге появились серые пятна…

– Поэтому так важно найти спутниковый телефон. Мадса нужно было бы отправить в больницу как можно скорее.

– Но ведь ты сказал, что…

– Это займёт по меньшей мере двое суток. Разве мы можем ждать так долго?

Кнут считал, что задаёт риторические вопросы, но Терье всё понимал буквально.

– Не расспрашивай меня. Я ведь никогда не видел гангрены.

Он устыдился, как будто в этом была его вина.

– Я знаю только то, что прочитал в дневнике у Квиве.

Кнут громко застонал.

– Не могу сказать, что предвидел это. У нас есть маленькая пила?

Терье только покачал головой.

– А острый нож? А большие ножницы?

– Есть, но у меня есть кое-что другое, что ты тоже можешь применить. Такой карманный нож с вынимающимися лезвиями и разными принадлежностями.

Они большие, но достаточно ли они острые?

Они посмотрели друг на друга и не осмелились признаться в том, что боятся предстоящих испытаний. Оба находились за пределами палатки добрый час. Они заметили, что звуки внутри стихли. Кнут, первым вползший в палатку, сразу увидел Мадса. Тот стянул с себя шапку. У него были влажные спутанные волосы, на лбу блестели капли пота. На серо-бледном лице проступили красные пятна, большие глаза умоляюще смотрели на него.

Запах в палатке стоял неописуемый. Кнуту пришлось сжать зубы, чтобы его не стошнило. Он оглянулся и встретился взглядом с Терье, который забирался внутрь вслед за ним.

– Ты мне поможешь?

Терье кивнул.

Вернувшись после поездки на Шпицберген, Карстен подписал контракт о вертолётной поддержке с компанией «Эйрлифт». Общая сумма контракта составила более восьми миллионов крон. Насколько я знала, у нас на горизонте не маячил ни один новый спонсор, так что никакой надежды на дальнейшие денежные вливания не было. После того как был оплачен счёт из гостевого домика в Нюбюене, бюджет экспедиции был перерасходован на три тысячи крон. Я сидела у кухонного стола и плакала. Аргументы и доводы, которыми оперировал Карстен, не помогли. Переубедить меня ему не удалось. И вот наступил тот момент, когда я заявила, что с меня довольно, что я покидаю и его, и экспедицию.

Другие реагировали иначе, не так, как я. Камилла и Мадс согласились с Карстеном в том, что невозможно найти спонсоров, если с логистикой что-то не в порядке. Экспедиция должна иметь какой-то смысл и обрести какие-то реальные очертания. Мы должны продемонстрировать, что у нашего путешествия есть цель, что у нас есть собаки, снаряжение и конкретные варианты возвращения с Северного полюса. Свейна назначили ответственным за собак и за сани, личное снаряжение и продукты для экспедиции обещали предоставить спонсоры. Вертолётный транспорт был последним звеном в этой цепочке. Если бы Карстен не подписал контракт с «Эйрлифтом», мы не смогли бы получить необходимые разрешения от губернатора. Неужели я не понимаю, что это условие решило судьбу всей экспедиции?

Я сказала: я не понимаю, как можно подписывать контракт на восемь миллионов крон, когда у нас нет собственных средств. Действительно ли «Эйрлифт» одобрил подпись Карстена, не получив ни аванса, ни банковских гарантий?

Карстен выглядел немного смущённым. Он обещал внести задаток – четвёртую часть суммы контракта. Сумма должна быть переведена не позднее чем за три месяца до отъезда. Теперь, когда с логистикой всё в порядке, он совершенно уверен, что сумеет обеспечить нам поддержку. Если предполагаемый спонсор позвонит в «Эйрлифт», чтобы проверить, то там подтвердят, что они подписали договор о транспорте. Считай, что разрешение губернатора у нас уже в кармане.

Мадс наклонился вперёд и попытался поймать мой взгляд.

– Вот как на самом деле обстоят дела, – сказал он.

Именно в такой ситуации Карстен мог показать, на что он способен. Поэтому он, а не Мадс, был начальником экспедиции. У того не хватало необходимой отваги, он мыслил так же, как я, и отступал. Мне следовало бы знать, что он во всём полагается на Карстена, умевшего преодолевать все препятствия. Мадс верил, что он и теперь всё преодолеет.

Я была потрясена. Мысленно возвращалась назад, к нашим решениям и поступкам.

Миновало лето. В Осло стояла дождливая хмурая погода. Свейн был в Фемуннсмарке[50] и натаскивал собак, Мадс и Карстен занимались треккингом в Эстмарке и готовились.

Заблаговременно накануне срока первого платежа пришло письмо из «Эйрлифта». Они посылали запросы – как бы они хотели, чтобы было упаковано снаряжение, об условиях страховки, а также прилагали списки запрещённых товаров. Они сообщали также, что заправочные станции находятся на Малом Столовом острове[51]. Они вежливо напоминали о сроках внесения депозита.

Миновал сентябрь. Но новые спонсоры так и не появились. В октябре и ноябре стало холодно, начались ранние снегопады. Тон писем со Шпицбергена становился всё резче. Но Карстен никак не мог найти кого-нибудь, кто мог бы обеспечить финансирование. Поставщики экипировки и другие спонсоры помогали с билетами на самолёт, электроникой и камерами, но этого было недостаточно. Нужны были живые деньги. Ситуация становилась всё более серьёзной, а ведь поначалу все были настроены очень позитивно и исполнены ожиданий. Для нашей рекламы фотографии экспедиции теперь тиражировались во многих буклетах. Даже в наших семьях сложилось впечатление, что мы всё хорошо и основательно подготовили. Карстен бродил с застывшей гримасой, как на рекламном плакате, выслушивал все похвалы и принимал все знаки поклонения. Но глаза выдавали его. Он боялся.

В последний момент, когда Карстену уже пришлось бы бросить карты на стол и признаться «Эйрлифту» в том, что у него нет денег, пришло письмо от Терье Кремера из Тромсё. Он узнал об экспедиции из статьи в еженедельной газете и желал бы принять в ней участие. За завтраком Карстен встал из-за стола, обошёл его и в восторге вцепился себе в волосы. Завопил, что этот Кремер возьмёт на себя часть расходов. Он сказал, что это настоящее чудо.

Я поинтересовалась:

– Неужели кто-то на самом деле пожелал стать участником экспедиции на лыжах к Северному полюсу?

Но с моей стороны это был лишь робкий вопрос. Воля и энергия отстаивать собственную точку зрения покинули меня. По ночам я плохо спала, у меня постоянно болел желудок. Каждый день я подсчитывала, сколько дней осталось, но не до отъезда, а до того момента, когда экспедиция в лучшем случае достигнет Северного полюса. Только тогда я могла бы рассчитывать вернуться к обычной жизни.