Тибет, или Изумрудная Чаша Патриарха - Константин Стогний

Тропа начала понемногу спускаться вниз, и Виктор вздохнул с облегчением. «Чувствовать себя на такой высоте, без деревьев, травы и цветов – это всё равно, что стоять голым на Крещатике средь бела дня», – думал журналист.

Крещатик… интересно, где он сейчас? Если посмотреть куда-то в синюю дымку, то можно себе только представить… Каштаны, лёгкий ветерок, выход на Владимирскую горку…

Виктор вышел из своих мыслей, когда Цамба привязывал его к себе веревкой.

– Туман! Он бывает такой густой, что вытянутой руки не видно. Где мы тогда будем друг друга искать? – сказал проводник по-хозяйски.

Виктор улыбался. То ли воспоминания о родине размягчили его, то ли эта трогательная забота простого неграмотного парня – в чём-то совершенно дикого, но абсолютно искреннего.

Туман действительно начал сгущаться. И вот уже идущего впереди Цамбу не было видно. Виктор продолжал думать о Киеве. Вспоминалась последняя фотовыставка, которая была откровенно неудачной. Пустые стенды экспозиции о Бутане. Косые взгляды специалистов, будто говорящие: «Халтуришь, Лавров?…» Как-то скомкано всё в последнее время…

Вдруг Виктор услышал резкий окрик Цамбы, сразу за которым почувствовал сильное натяжение троса и резкий рывок вперёд. Он упал и покатился, сопротивляться было бесполезно. Цамба сорвался вниз и тянул его за собой. Виктор на сумасшедшей скорости летел по тропе куда-то в густой туман. Он старался сгруппироваться, но это не удавалось. Единственное, что он успел – выхватить из-за пояса ледоруб, который взял на всякий случай, когда покупал альпинистское снаряжение. Это его и спасло. Уже у самого края, срываясь в бездну, журналист ударил ледяной киркой о скалу, и она – о, счастье! – воткнулась в трещину между камнями. Лавров повис на одной руке. Его с неимоверной силой увлекал в пропасть висевший внизу Цамба.

Виктор болтался из стороны в сторону, его рука едва выдерживала нагрузку. Казалось, что ещё немного, и она вылетит из локтевого сустава и останется с ледорубом, а бедолаги-путешественники улетят в глубокое ущелье. Однако, найдя статичное положение, Лавров опёрся ногой на один из уступов в скале, взялся второй рукой за какую-то выбоину и немного освободил от нагрузки руку, крепко держащую ручку ледоруба. До края, с которого сорвался Виктор, было не больше метра, но как же он был несоизмеримо далёк.

– Цамба! Ты живой? – выкрикнул журналист.

Шерп молчал. Виктор с ужасом понимал, что в сознании здесь только он и две лошадки, которые испуганно ржали где-то на тропе. Они чудом уцелели, не попав в этот водоворот падения.

Терпя неимоверную нагрузку, Виктор стал подбираться к краю обрыва. С каждой минутой сил становилось всё меньше и меньше. Виктор увидел красные круги перед глазами. Это был плохой симптом. Ещё немного, и он отпустит ледоруб и погибнет в этих горах…

Лавров сам не помнил, как выбрался на тропу. Альпинистский трос, выдерживающий на обрыве несколько тонн, был крепко привязан к поясу украинца, но от этого было не легче. Нужно было спасать Цамбу, но сил не было. Он вбил два крюка в твёрдую породу на тропе и прочно завязал конец троса, обмотав его восьмёркой вокруг этой опоры и освободив себя от нагрузки.

«Теперь Цамба», – подумал Виктор. Он понимал, что для следующего рывка ему надо немного передохнуть и лёг плашмя прямо на изгибе, которого не заметил проводник, сорвавшись в ущелье. Лёжа, он слышал свой пульс, который гулко отдавался в голову. Сколько пролежал Лавров, он просто не понимал. Из состояния грогги его вывела «Маруська», которая тихо подошла к лежащему хозяину и «попробовала» влажными губами его лицо.

– Отстань. С лошадьми не целуюсь, – пробормотал украинец и понял, что разлёживаться больше времени нет. Он подполз к обрыву и посмотрел вниз. Туман уже рассеивался, и Лавров увидел проводника, висящего головой вниз. Ремень, к которому был привязан трос, сильно сполз на бёдра и был риск того, что шерп может выскользнуть из него.

– Цамба! – окликнул Виктор.

В ответ он услышал слабый стон.

– Жив, – с облегчением выдохнул журналист.

Надев рукавицы, которые он достал из своего рюкзака, Виктор принялся двумя руками тянуть трос. Он пошёл легко: даже со снаряжением Цамба весил не так много, а для отдохнувшего Лаврова это было почти развлечением. Ещё немного, и проводник будет на поверхности… Но не тут-то было. «Застрял», – догадался Виктор и, закрепив вытянутый трос за то же мотовило из крючьев, посмотрел на Цамбу. Так и есть, трос застрял между двумя камнями пятью метрами ниже, а шерп, похоже, опять был без сознания. «Кровь ударила в голову. Надо торопиться», – думал Лавров. Он знал, что Цамба мог просто умереть от нарушения кровообращения. Виктор быстро сориентировался, достал из своего багажа ещё один моток троса, закрепил его и начал спускаться вниз. Спустившись до самого выступа, Виктор обомлел: трос наполовину перетёрся, а Цамба действительно висел без сознания. Ещё несколько минут – и верёвка просто не выдержит и проводника уже будет не спасти. Спустившись ещё ниже и добравшись наконец до Цамбы, Виктор наскоро осмотрел его. «Перелом ключицы, локтевого сустава, сломано два ребра». Верёвка, на которой висел шерп, была в максимальном натяжении.

– Пора, или будет поздно, – пробормотал Виктор.

Надеясь на страховку, трос, на котором висел он сам, Лавров прислонил Цамбу к скале, обрезал ненадёжный перетёршийся трос, сумел перевернуть проводника головой вверх, и… приторочил к себе, как мамы привязывают детей к животу. И вот, всё готово для подъёма. Виктор понимал, что может сорваться, не выдержав нагрузки, но деваться было некуда: Цамба уже около двух часов находился без сознания. Нужно было выбираться и приводить шерпа в чувство…

Ещё через час Лавров уже колдовал над проводником наверху. Спустя какое-то время Цамба открыл глаза. Спеленатый как кукла, стараниями Виктора весь в импровизированных шинах, он испуганно посмотрел на Лаврова.

– Почему я не могу двигаться, Вик?

– Потому что живой. Если бы умер, уже летал бы, – иронично ответил Виктор, тяжело выдохнув, – поломались мы с тобою, парень.

Виктор водрузил недвижимого Цамбу на наспех сделанные носилки, которые соорудил из веревок между двумя лошадьми – так когда-то делали казаки, везя в походах раненых, которых нельзя было оставить. При этом проводник стонал от боли.

– Потерпи, шерпёнок, потерпи, – бормотал озадаченный Лавров, – хочешь жить, надо куда-то выбираться.

Виктору было над чем подумать. Никакая связь в горах не работает, и никто не знает о том, что они здесь. Знают родственники Цамбы, но они не всполошатся. Пути проводника в горах неисповедимы. Цамба то и дело терял сознание, а лошади не способны были долго везти эти «носилки».

«Один я его не дотащу – умрёт».

– Так, стоп, – Виктор остановил лошадей, – лошади не тянут, а я тебя не дотащу. Орать будешь от боли. Тебе покой нужен. Эх, тебя бы подлечить.