Караван в Хиву - Владимир Буртовой

«Не здесь ли дрались казаки Нечая? – поразился Данила нежданной догадке. – Ведь Авдей сказывал, что нечаевцы называли то озеро Барсовым! А это так созвучно с Барса-Кельмес».

Укладываясь спать, прочитал молитву – а ну как чужие духи да на российскую душу позарятся! Засыпая, улыбнулся, подумал:

«Будет что порассказать Дарьюшке да сыновьям, когда воротимся домой и станем вновь вместе коротать зимние вечера…»

Далеко позади остались безводные и неприветливые Шамские пески, а затем и плато Юрняк – почти отвесная стена вышиной саженей около двадцати. И снова, насколько хватало глаз к югу – ровная степь с небольшими островками саксаула и тарангульника, годных только на дрова.

Чем ближе подходил караван к старому руслу Амударьи, тем больше волновался Григорий Кононов. Старый казак узнавал места, где много лет назад разыгралась страшная трагедия с войском князя Черкасского.

В середине августа 1717 года, выполняя повеление Петра Первого по розыску плотины на реке Амударье, которой якобы хивинцы отгородились от Каспийского моря, князь Черкасский вышел к небольшому озеру. До Хивы оставалось уже совсем недалеко. Князь приказал сделать остановку, чтобы разведать окрестные места и найти ту плотину. И вдруг узнал, что против него выступило многотысячное войско хана Ширгази. Черкасский держал военный совет со своими помощниками майором Франкенбергом и астраханским князем Михайлой Замановым. Порешили, на всякий случай, спешно укрепиться: никто не знал, какие действия предпримет хивинский хан.

Встали спиной к озеру, обрылись земляным валом и неглубоким рвом. И, как оказалось, весьма своевременно: на другое утро появились хивинские полки, тысяч за двенадцать воинов, без переговоров атаковали отряд русских, палили из ружей, пускали в лагерь тучи стрел.

Князь Черкасский, весьма огорченный такими действиями хивинского хана, принужден был приказать открыть ответный огонь, в том числе и из легких полевых пушек, чтобы не допустить до рукопашного боя. Хивинцы отхлынули и трое суток держали русский лагерь в осаде, почти без передышки стреляя из укрытий. Яицких казаков тогда было убито человек десять.

На четвертые сутки в русский лагерь явились два «переговорщика», которые заявили князю Черкасскому, что ошибочно приняли его за врага хивинского хана, а вот теперь хан Ширгази якобы уведомлен калмыцким ханом Аюкой, что послан князь Черкасский в Хорезмскую землю не ради ее покорения, а как посол. Поэтому хан Ширгази повелел прекратить военные действия, просит сделать то же и его, князя Черкасского.

Черкасский заверил, что он и не помышлял о бое, потому как послан императором Петром Великим для отыскания водного пути из Каспийского моря к Хиве и Бухаре, а будет такая добрая воля хана Ширгази, то, с его помощью, и до Индии.

Еще и еще приходили от хана послы, четыре дня длились переговоры. Хивинцы целовали Коран, что не будут чинить русским людям обиды. Черкасский поверил заверениям хивинских послов и с пятьюстами драгун и казаков выступил к Хиве для личной встречи с самим ханом. Майор Франкенберг остался в лагере ждать его возвращения. Хивинское войско по-прежнему стояло неподалеку.

Прошло некоторое время, и майор получил от князя письмо, в котором сообщал о встрече с ханом Ширгази, о заключении мира и приказ развести русский отряд по разным городам «для лучшего прокормления».

Франкенбергу такой приказ о разделении отряда показался подозрительным, и он его не выполнил. Пришло второе и третье письмо подобного содержания, а в четвертом – угроза отдать майора под суд за неподчинение.

И разошлось русское войско малыми отрядами из лагеря, и пропало, как пропадает бесследно в здешних песках вода от недолгого и случайного летнего дождя…

Отряд, в котором был Григорий Кононов, насчитывал до двух с половиной сот яицких казаков, а с ними шли более тысячи хивинцев. День кончился спокойно, заночевали в степи бережно – никто не знал, куда, к какому городу ведут их хивинские военачальники, – но хивинцы ничем не выказывали враждебности. Утром, когда казаков сморил крепкий сон, на них напали внезапно, сонных повязали, оружие и коней побрали. Тех, кто успел вскочить на ноги и схватиться за саблю, убивали на месте. Пленных погнали дальше, распродавая по жилым местам для каторжных работ… Отпустили в родные края через время лишь бывших среди казаков мусульман.

– Одного из них, татарина Ахметьева, – вспомнил теперь Кононов, – я встретил недавно на Яике. Так он сказывал, будто видел в Хиве в ту пору у городских ворот две головы, но не мог признать – чьи же? А от хивинцев слышал, что это были головы князей Черкасского и Заманова. По указу хана князьям отсекли головы и, снявши кожу, набили травой для устрашения прочих россиян. Вот в какие края мы теперь идем, братья казаки и купечество…

К полудню третьих суток пути, после схода с плато, Рукавкин порадовал своих спутников добрыми вестями:

– Караван-баши обещал скоро привал на старом днище Амударьи. А перешед русло, по левую сторону найдем к вечеру старинный хорезмский город Урганич, некогда столица бывшая.

Кононов до хруста костей потянулся в седле, светло-голубые глаза оживились.

– Где-то здесь, близ старого речного пути, стоял наш лагерь. Посмотреть бы: уцелел он или хивинцы срыли под корень?

Данила оглядел скудную растительность здешних мест, высказал свою озабоченность:

– Травы совсем никудышны, кони подъедают последние мешки овса, – и расстегнул синий кафтан, из-под которого была видна алая, изрядно пропотевшая рубаха. Поскреб грудь – истомившееся тело просилось в паркую горячую русскую баню да под жгучий березовый веничек…

Караван-баши и киргизские посланцы впереди каравана вскоре остановились.

– Не иначе как вышли к реке, – догадался Кононов. И впрямь, слева направо, через всю степь, протянулись густые, мало вырубленные заросли тальника и высокого, при вольной воде, саксаула.

Самаряке, вздымая желтую пыль высохшей земли, пустились в голову каравана, и вскоре все сгрудились у старого русла, по которому когда-то текла в Каспий могучая и многоводная Амударья.

По-разному толковали здешние жители время и причину поворота реки из Каспийского моря в Аральское. По некоторым преданиям, в год 1299-й, когда эмир Осман основал на развалинах Византийской империи могучее воинственное султанатство, в Средней Азии произошло невиданное прежде землетрясение. Город Хива был сильно разрушен, а древний Оксус, теперь Амударья, нашла более короткий путь в Аральское море.

О том, как объясняли это событие сами хивинцы, Данила записал в путевой книге: «Из Аральского в Каспийское море течение имеет небольшая речка, которую мы переезжали. Она прежним течением, как видно по берегам, была не менее десяти сажен; но при самом исходе из Аральского моря завалена хивинцами, по опасности от бывшаго на Каспийском море разбойника Стеньки Разина, в 1670 году разбойничавшаго, чтоб по той речке не мог прити и разорить их, хивинцев…»