Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай

Дина внимательно слушала объяснения, время от времени вставляя «I understand». Но она была очень огорчена: она прониклась доверием к доктору Спасителю, и вот теперь предстояло начать все сызнова с кем-то другим. А Спаситель, вечно готовый в чем-то себя обвинить, спрашивал себя: он отправляет малышку Райю к другому специалисту из профессиональной добросовестности или потому, что хочет вернуть себе свободную субботу?

— Если хотите о чем-то меня спросить… — обратился он к Дине слегка сдавленным голосом, протягивая ей листок с телефоном Ассоциации.

— No, thank you, Doctor, thank you for all[53].

Оба они встали одновременно, но Спаситель невольно взялся за спинку кресла, так у него закружилась голова.

— Я оставлю одного хомячка для Райи, — пообещал он, подходя к девочке.

Услышав свое имя, она подняла голову. В руке она держала красный фломастер. Взрослые только сейчас сообразили, что, пока они разговаривали, Райя рисовала. Она нарисовала дорогу, по обеим сторонам дома, на дороге черные человечки с оружием, а посередине дороги, занимая всю середину листа, лежал человечек со скрещенными руками, из шеи у него текла красная кровь. Дина прижала руки ко рту, чтобы не закричать: «Хилаль! Хилаль!» Райя протянула рисунок доктору Спасителю. Это для него. A gift. Что подумал бы Юсеф, увидев, как его жена плачет на груди Спасителя, а его дочь повисла у него на шее?

— Я буду работать с Райей и дальше, — пообещал Спаситель, стараясь сохранить хладнокровие. — Она поправится. К ней вернется радость жизни. Она сильная, и вы тоже.

После их ухода Спаситель открыл ящик письменного стола, где хранил рисунки своих маленьких пациентов, и убитый Хилаль поместился рядом с зеленой коровой за рулем синего автомобиля, которых когда-то нарисовала ему Элоди.

У Спасителя минутки не нашлось, чтобы немного прийти в себя: по другую сторону двери его уже ждала Луиза. Он подхватил клетку с мадам Гюставией и поспешил в кухню, где на пороге его едва не сбил с ног Поль.

— Который тут мой? — закричал он.

— Что значит «твой»? — удивился Спаситель, прищурившись в сторону Луизы и сожалея, что не может ее поцеловать.

— Алисин, — поправился Поль. — Она хочет мальчика.

— Ничего я не хочу, — возразила сестра, которая считала, что по возрасту имеет полное право интересоваться мальчиками, но уж точно не в виде хомячков.

— А не пойти ли вам ссориться на второй этаж? — предложила своим детям мама.

— Я не собираюсь ссориться и не хочу здесь оставаться, — объявила в ответ Алиса.

Луизе очень хотелось достать из арсенала классическую фразу нормальных родителей: «А получить как следует не хочешь?» Но в присутствии месье Сент-Ива, клинического психолога, о таком и помыслить было невозможно.

— Пойдешь посмотреть, как я на чердаке устроился? — неожиданно обратился к одной только Алисе Габен.

— Ладно, — буркнула она и мотнула головой, чтобы волосы скрыли ее прыщи.

Алиса вышла из кухни вместе с Полем и Лазарем, а когда Габен, проходя мимо Спасителя, промурлыкал: «Сладко встречаться, сладко целоваться, вместе пить вино, о-о-о…», Спаситель толкнул его плечом.

— Лучше скажи спасибо, я уладил твои дела.

Впервые Габен назвал Спасителя на «ты».

Луиза и Спаситель наконец-то остались одни на кухне. Спаситель поцеловал Луизу, а потом удивленно спросил, почему у нее с собой только сумочка через плечо.

— Мы не сможем остаться у тебя на все выходные, — вздохнула Луиза.

И объяснила: во-первых, Жером теперь желает забирать детей в воскресенье утром, во-вторых, Алиса по-прежнему не желает ночевать на улице Мюрлен.

— Ну хорошо.

— Неужели? — возмутилась Луиза.

— Хочешь чашечку кофе?

Спасителю нужна была передышка. Он понимал, что Жеромом движет ревность, но не имел права воспользоваться тем, что узнал от Пэмпренель на консультации. Он поставил на стол чашки, блюдца, сахарницу, положил ложечки, следя за каждым своим движением. Его душил гнев, он был возмущен как мужчина и как психолог-профессионал тоже. Этот тип, который бросил жену и детей, чтобы сделать ребенка жалкой растерянной девчонке, ни за что не помешает Луизе наладить свою жизнь.

— Я понимаю Алису, — сказал он, садясь напротив Луизы. — Она устала переходить с места на место.

— Сразу видно, что ты с ней не живешь. Я под обстрелом каждую секунду.

— Тебе нужно сходить с ней к дерматологу.

— К дерматологу? Какое отношение…

— Ее замучили прыщи.

— Замучили прыщи? При чем тут прыщи? — Что он ей такое рассказывает? — Прыщи не причина, чтобы мне грубить.

Спаситель мешал сахар в чашке и молчал. Он разговаривал с Луизой точно так же, как с любой другой матерью, которой хотел бы дать понять, что она не умеет позаботиться о дочери-подростке.

— Ты всегда все знаешь лучше всех, — сказала Луиза, продолжая обижаться.

Спаситель удивленно поднял бровь:

— Я сказал тебе то, что есть: Алиса комплексует из-за прыщей.

— И еще сказал, что я к своей дочери невнимательна.

Спаситель положил руку Луизе на запястье:

— Я хотел помочь, но взялся, как видно, очень неуклюже, прости, пожалуйста.

— Нет, ты бесподобен! — сказала она и засмеялась.

А потом на глазах у нее выступили слезы, она стала такой уязвимой в последнее время… Через секунду она была в объятиях Спасителя, и он шепнул ей на ушко:

— В рабочем кабинете у меня стоит кушетка.

— Это еще что такое? — Спаситель вскочил — в парадную дверь кто-то барабанил по-военному.

— Ой, я совсем забыла. Это… ну, ты же знаешь, тот старик…

— Жовановик? Так рано?

Бам! Бам! Бам! Бам! Новая очередь ударов.

— Че-е-ерт!

Спаситель оглядел себя, все ли в порядке, оглядел Луизу и велел ей застегнуть доверху кофточку.

Бам! Бам! Бам! Бам!

— Да он мне дверь вынесет!

Спаситель поспешил открыть и увидел на крыльце Жово с походным мешком у ноги и небесно-синим взором.

— Надо же! Негритос. А хозяин дома?

— Да, мисьи, — не дрогнув, ответил Спаситель. — Ты входить, я звать.

Жово вошел, бросив на черного возмущенный взгляд: как он посмел быть выше него ростом? Тут он заметил выходящую из рабочего кабинета немного растрепанную Луизу, которую называл про себя «милой красотулей».